Загадка для благородной девицы

Для себя я давно решила, что никогда и ни при каких обстоятельствах не попрошу ничего у Платона Алексеевича. И слово свое была намерена сдержать.

– Да, я не сомневаюсь… – вздохнула Ольга Александровна и посмотрела на меня уже строже. – Что ж, мадемуазель Тальянова, не забывайте, что выпускной экзамен ваш состоится в конце июня. Я искренне надеюсь, что время здесь вы проводите за учебниками. Вашу помощь подруге я всячески поощряю, но поблажек во время экзамена все равно не ждите.

Разумеется, экзамен и учебники – это было последнее, о чем я думала в эти дни.

Что касается моего отношения к Лизавете, то не могу сказать, что я симпатизировала ей, но все же что-то похожее на жалость просыпалось во мне, когда я видела, каким бледным и запуганным привидением она ходит по дому, и когда на кладбище в нее едва ли не тыкали пальцем, вслух называя мужеубийцей, ведьмой и отравительницей… Перед похоронами я сама просила ее не ехать в церковь, остаться в доме. Никто бы ее не осудил. Но Лизавета моим уговорам не поддалась:

– Я не могу не попрощаться. Я перед ним очень виновата.

«В чем виновата? – часто задавалась я вопросом после. – В том, что обманывала мужа с Ильицким, или в чем-то большем? И что такого сказала она Максиму Петровичу, отчего тот не совладал с собою настолько, что принялся ее душить? Кого или что он велел ей не трогать?»

Глава семнадцатая

На следующий после похорон день гости начали разъезжаться, а к вечеру дом окончательно стих, погрузившись в траур, в котором ему суждено было оставаться еще долго.

На это утро была намечена поездка в Псков – к нотариусу, для открытия завещания Максима Петровича. Слава богу, что Лизавета хотя бы туда не рвалась – этого бы домашние уже не вынесли. Поехали лишь Ильицкие и Натали с братом.

Мы же с Андреем и князем Орловым завтракали втроем – Эйвазова к завтраку не спустилась. За столом висела тишина, и говорить никому не хотелось. Трудно было поверить, что всего несколько дней назад за этим же столом горели жаркие споры. Сейчас они казались особенно глупыми и мелочными. Лишь когда Даша начала уносить посуду, князь Орлов, тайком взглянув на Андрея, заговорил:

– Лидия, разрешите ли вы писать вам в Смольный? Мы с Андреем в самые ближайшие дни, должно быть, уедем, но мне искренне хочется продолжить наше с вами знакомство.

– Уезжаете? Вот как? – Я вскинула взгляд на Андрея.

Миллер ни о каком отъезде мне прежде не заикался. Хотя мы вообще мало говорили в последние дни: сложно было не заметить тот холод, который возник между нами после моей злополучной просьбы относительно доктора Берга. Оставалось только гадать, винит ли Андрей меня, что я усомнилась в Лизавете, или его испугало мое участие в операции доктора Берга и почти полное отсутствие переживаний, связанных с этим. Андрей и раньше знал, что я выполняла функции медицинской сестры в госпитале, но, видимо, понимал работу сестры как-то по-другому.

Я же не чувствовала своей вины и смотрела на него, старательно отводящего сейчас взгляд, немного свысока. Ведь основания сомневаться в естественной смерти Максима Петровича действительно были! И на фоне этого девичьи игры в стеснительность и всяческие предрассудки выглядели бы нелепо, по моему мнению.

– Наше присутствие здесь уже совсем ни к чему, к сожалению, – продолжал меж тем князь. – Но я хотел попросить вас, Лиди… не бросайте Наталью Максимовну одну. Вы знаете, наверное, что зимой умер мой батюшка, так что я понимаю, через что ей еще предстоит пройти. Ей очень нужна будет помощь друга.

– Видите ли, Михаил Александрович, – заговорила я, переведя разочарованный взгляд с Андрея на него, – я ведь хотела просить вас о том же. Вы для Натали такой же друг, как и я, и мне кажется, что помочь ей сейчас сможете даже больше.

Тот только слабо улыбнулся и покачал головой:

– Вряд ли Наталья Максимовна хочет моей помощи, – «моей» он немного выделил голосом и безотчетно скользнул взглядом по Андрею.

Я не стала ничего отвечать и убеждать князя в обратном. Уверена, что Натали рада была бы ему – она даже спрашивала о нем несколько раз. Но пока князь сам не осознает, что Натали важна ему настолько, что имеет смысл за нее побороться, увещевать его бесполезно.

* * *

После завтрака я не отправилась к себе – меня ждала уйма дел, пока не вернулись хозяева.

Сперва я вышла во двор и шагами измерила западный торец дома Эйвазовых – шагов оказалось тридцать четыре, не считая веранды, которая захватывала часть торцевой и фронтальной сторон дома. Зато если мерить ту же стену, но изнутри – вдоль нее располагалось помещение кухни, – то шагов выходило всего двадцать девять. Проверяла несколько раз!

На кухне в это время трудились Аксинья и еще несколько девушек, странно посматривающих на меня, вышагивающую вдоль стены.

– А что за этой дверью? – спросила я, подергав ручку двери, ведущей куда-то из кухни. По-видимому, на это помещение и приходились остальные пять шагов. Было заперто.

Девушки лишь пожали плечами, а Аксинья, работавшая здесь, должно быть, дольше остальных, охотно ответила: