Загадка для благородной девицы

Право, мне не доводилось раньше наблюдать их беседующими наедине, потому я несказанно удивилась. Еще мгновение – и я встретилась взглядом с Андреем. Он, совершенно не изменившись в лице, сказал что-то Эйвазовой – она обернулась и посмотрела на меня заплаканными и измученными глазами. А потом перевела взгляд куда-то позади меня. Она даже побледнела еще больше, растерянно поднялась на ноги и выглядела так, будто я снова застала ее за чем-то неприличным.

– Андрей, мы можем переговорить с тобою наедине?

Это произнес Ильицкий, который стоял за моей спиной. Я обернулась, заглядывая в лицо Евгения Ивановича, и, так же как и Лизавета, испугалась: столько холодной ненависти было в его глазах. Вероятно, он безумно ревновал сейчас Эйвазову. Оставить его наедине с Андреем я просто не могла и, не дав Андрею ответить, произнесла как можно небрежнее:

– Я надеюсь, Евгений Иванович, вы не обидитесь, но прежде с Андреем хотела бы поговорить я. А вы могли бы проводить Лизавету Тихоновну в дом.

Он перевел взгляд на меня и, как будто борясь с собой, ответил:

– Хорошо, Лида, если вы настаиваете.

Когда они ушли, я сама приблизилась к Андрею, но понятия не имела, о чем с ним говорить. Я не знала даже, могу ли я ему верить теперь.

– Я смотрю, вы и правда подружились с Ильицким, – заговорил Андрей с неожиданно злой усмешкой. – Он даже слушается вас. И зовет вас Лидой.

– Не могу же я ему запретить, – попыталась оправдаться я. А потом уточнила: – Вас это задевает?

– Возможно. Лидия, я так вымотался за эти дни, что уже ничего не соображаю… – Он потер руками лицо.

Андрей и правда выглядел измученным: смерть Максима Петровича он не должен был бы принимать слишком близко к сердцу – они чужие люди. Но видимо, общая атмосфера в доме действовала на всех угнетающе.

– Когда вы уезжаете? – спросила я.

– После девятин… – Андрей, кажется, был недоволен этим. – Мишель уговорил задержаться, я бы уехал хоть сегодня.

– И вам совсем не жаль оставлять Лизавету Тихоновну на ее родственников? – не удержалась я.

Андрей перевел на меня усталый взгляд:

– Вы не хуже меня знаете, что в этом доме есть люди, которые с удовольствием возьмут на себя ее защиту… Я все не мог выкинуть из головы ваши слова о любовной связи между Лизаветой и Ильицким, – признался он. – О том я сегодня и говорил с нею, если вам интересно.

– И что же… вы вот так просто подошли и спросили? – усомнилась я.

– Я не собирался, право, – пожал плечами Андрей, несколько смущенный, – но как-то вышло, что действительно просто спросил.

– И что она ответила?

– Факты, знаете ли, упрямая вещь. Она призналась. Однако я надеюсь, вы не станете об этом распространяться при Наталье Максимовне или еще ком-то. Ни к чему это. Бог им судья… Отчего вы так смотрите на меня?

– Не знаю, – призналась я потухшим голосом.

«Значит, он лгал мне, – горько подумала я об Ильицком. – И судя по всему, между ними не просто пошлая связь от скуки – он любит ее. Почему он опять выбирает женщину, которая принесет ему лишь несчастья? Уже приносит. Мужчины никогда не меняются и не учатся на ошибках…»

* * *

К обеду я не вышла. Не могла смотреть ни на Ильицкого, ни на Андрея, ни на Лизавету. Ей-богу, общество Людмилы Петровны было бы мне сейчас милее.

В дверь постучали – это была Натали.

– Я не помешала?

Она с сомнением посмотрела на тяжелый навесной замок, который я держала в руке. Этот замок я выпросила у сторожа и задалась целью вскрыть его с помощью шпильки. Забавно, но в этот раз у меня получилось всего со второй попытки: я же говорила, что главное – понять принцип, и тогда нет ничего невозможного!

– Нет-нет, что ты, проходи, – смутилась я, убирая замок в ящик бюро. – Что-то случилось?

– Не могу больше там находиться, – без эмоций отозвалась подруга. Пересекла комнату и села в кресло у окна. – У тети с Васей только и разговоров об этом завещании. Они всерьез собираются судиться… стыд какой.

Я не ответила, только с жалостью смотрела на подругу, бездумно глядящую в противоположную стену.

– Это все я виновата, – произнесла вдруг Натали тусклым голосом.

А я в этот момент чуть сжалась, ожидая, что она упрекнет и меня, думая, что ее отца все же отравила мачеха и что, расскажи мы о ее ведовстве сразу, этого бы не случилось.

Но подруга после паузы продолжила:

– Вероятно, папа решил, что мы с Васей его совсем не любим – Вася постоянно с ним ссорился, а я, находясь в Смольном, дулась на него, как ребенок, и даже на письма отвечала небрежно и через раз, всеми силами показывая, как отлично мне без него живется. А она все это время была рядом, вот папа и решил, что она его любит, а мы нет. Поэтому он и завещал все ей, – и тут же Натали обернулась ко мне и запальчиво добавила: – Но я не обижаюсь на него, ты не думай! Мне горько лишь, что я так и не успела поговорить с ним откровенно, пока он был жив. Только не говори мне, прошу, что он слышит меня сейчас! – Из глаз Натали потекли слезы, она резко встала и отвернулась к окну.