Загадка для благородной девицы

Я уже подошла к спальне и взялась за ручку, когда замерла в недоумении: князь Михаил Орлов закрывал за собою дверь апартаментов Лизаветы, соседствующих с моими. Он именно что выходил оттуда – сомнений быть не могло.

В подтверждение моих мыслей князь густо покраснел:

– Я… я… Лизавета Тихоновна погадала мне на картах. – Он часто заморгал, наклонил голову и почти бегом ушел по коридору.

Впрочем, у меня не было причин дурно думать о Михаиле Александровиче – разумеется, он мог зайти к этой женщине лишь для гадания. Наверное… Постояв еще немного, я неожиданно для себя подошла к двери Эйвазовой и повернула ручку.

– Добрый вечер, Лида, вы разве не спите еще? – спросила та самым обыденным тоном.

– Добрый вечер… – отозвалась я, сама поражаясь тому, какой потухший у меня голос. – Вы можете мне погадать?

Лизавета сидела за тем же столиком, где я видела ее, в первый раз войдя в эту комнату, тасовала карты и была окутана туманом из ароматов лесных трав. Она была причесана, и по всему видно, что еще не собиралась ложиться.

– У вас появились вопросы, на которые вы не можете найти ответы самостоятельно? – улыбнулась она краем рта, очевидно, припомнив, как неделю назад предлагала мне гадание, а я с бравадой отказывалась.

Наверное, тогда я выглядела смешной и самонадеянной.

– Что-то вроде того… – Я подумала, что все же зря вошла сюда, но бежать было поздно.

Да и Лизавета не горела желанием со мной разговаривать.

– Увы, гадать нужно на рассвете, – развела она руками. – Приходите утром, Лида.

– Но князю ведь вы гадали?

– Князю нужно было не столько услышать мое предсказание, сколько поговорить. Бедный мальчик, мне жаль его.

– Так, может, и мне нужно поговорить. – Уже уверенней я прошла в комнату и села напротив Лизаветы, цепко глядя в ее глаза.

– Хорошо, – сдалась та. – На что же вам погадать? На любовь? – Она скептически изогнула бровь.

– Допустим.

– А здесь и карты не нужны: интересующий вас человек вас не любит. Неужели вам это не понятно?

– Думаете, вас он любит?! – вспыхнула я так резко, что сама устыдилась.

Она же усмехнулась моему выпаду:

– Он добр ко мне и жалеет меня. А жалость – искренняя, идущая от сердца – по сути, уже и есть любовь. Запомните на будущее, Лида, хотите понравиться мужчине – дайте ему возможность пожалеть и защитить вас. Вы же не только даете всем вокруг понять, что в защите не нуждаетесь, но и нападаете сами. Соперничать с мужчинами – ну и глупость, право. Может, это и весело, конечно, но лишь на первых порах. Он, к счастью, это понимает, потому никогда с вами не останется.

– Посмотрим! – заявила я, сама от себя того не ожидая.

Эйвазова холодно смотрела на меня своим пронизывающим взглядом. А потом опустила глаза на карты, выложенные на столе фигурой. Перевернула в полной тишине две или три – последней оказалась уже знакомая мне «Le morte».

– Смерть… – прошептала Эйвазова, двигая по бархатной скатерти карту ко мне. – В вашем раскладе на этот раз, Лида. Слишком часто эта карта выпадает в последнее время, не находите?

– Вы мне угрожаете?

– Я вам всего лишь предсказала будущее.

Она подняла на меня глаза – ясные, сухие и строгие:

– Зачем он вам, Лида? Вы только намучаетесь с ним. Послушайтесь моего совета и найдите себе хорошего мужчину – вы молоды, красивы, предприимчивы, для вас это не составит труда. Женя не для вас.

Я утомленно вздохнула и теперь уже точно захотела уйти из этой комнаты, потому что ее советы – это последнее, что было мне нужно. Не знаю, зачем я вообще пришла к ней.

– Доброй ночи, Лизавета Тихоновна.

Я поднялась и направилась к дверям.

– Доброй ночи, Лида, доброй ночи, – услышала я позади себя.

Глава двадцатая

За завтраком Василий Максимович оповестил всех, что немедля уезжает в Псков. Обещал задержаться там на несколько дней, дабы встретиться с адвокатом и подготовить документы для подачи иска в суд. Однако мне показалось, что настроен он не так решительно, как я думала прежде, в каждом его движении чувствовалась какая-то нервозность.

Впрочем, «оповестил всех» – это громко сказано: к завтраку вышли только мы с Натали, Людмила Петровна и князь Орлов.

Эйвазова, как ни странно, даже теперь, став единоличной хозяйкой усадьбы, не спешила заявлять о своих правах, предпочитая отсиживаться в личных комнатах. А вчера, когда Людмила Петровна устроила форменную истерику, что ее-де лишили крова над головой и сейчас выгонят на улицу, та молча и снисходительно выслушала ее стенания, после чего ответила:

– Вы можете оставаться в этом доме сколько вам будет угодно, Людмила Петровна. Это касается, разумеется, и остальных.