Загадка для гнома

Эдвин быстро приготовился к ответному удару, выбросив вперёд пылающий кончик меча Андурила, стремясь попасть мне прямо в сердце.

Я резким движением поднял Кровопийцу и в последний момент успел отразить удар, который едва не лишил меня правой руки.

Когда магические лезвия столкнулись всего на одно короткое мгновение, невероятный удар потряс воздух, наверняка преодолевая звуковой барьер.

В ту же секунду все вокруг рухнули на колени.

Эдвин и я отшатнулись каждый в свою сторону и посмотрели друг на друга.

Его глаза расширились от страха, потрясения и ярости, и я уверен, что в моих глазах отражалось то же самое.

Все остальные смотрели на нас, позабыв обо всём. Это, как всем уже было ясно, была борьба за власть. Победивший в этом поединке, будь то я или Эдвин, Кровопийца или меч Андурил, выигрывал всю войну. Получал неограниченную власть и полный контроль.

Я призвал ветряное заклинание и взмыл в воздух.

Я завис над ним.

– Я стою выше тебя! – крикнул я, невольно припоминая, как мы оба долго смеялись над этой глупой фразой из какого-то фантастического фильма, который мы смотрели как-то раз у него дома. – Даже и не пытайся.

Но его меч уже плевался в меня лиловыми шарами переливающегося мистического огня, как из огнемёта. Под их натиском я отлетел назад и шлёпнулся на землю. Прежде чем шмякнуться на раздробленный асфальт, я умудрился превратиться в камень. В таком виде я и откатился метров на десять по развороченному покрытию заправочной парковки.

К тому времени как я стал самим собой, Эдвин уже стоял надо мной с занесённым мечом.

Я поднял Кровопийцу – и наше оружие столкнулось во второй раз.

Взрывной волной нас разнесло на сотню метров, а там, где мы стояли, осталась воронка размером со школьный стадион и глубиною с небольшой пруд.

Толпа наблюдателей – десятки тысяч гномов и эльфов – отступали назад, подальше от места нашей эпической схватки, которая грозила уничтожить всё вокруг.

Эдвин и я снова поднялись на ноги.

Мы стояли на противоположных краях новообразованного кратера и смотрели друг на друга. Даже на таком расстоянии я отчётливо видел решимость и гнев в его позе.

Я поднял Кровопийцу и послал сильнейший магический заряд на ту сторону воронки.

Эдвин сделал то же самое мечом Андурила.

Мощные шары энергии столкнулись над центром ямы, и над Нейпервиллем прогремел ещё один взрыв. Вспышка была такой ослепительной, что те, кто смотрел непосредственно на неё, действительно потеряли зрение (впоследствии выяснилось, что с каждой стороны пострадали по несколько сотен солдат). Земля содрогнулась, и окна всех зданий в радиусе трёх километров разлетелись вдребезги и осыпались вниз миллионами осколков, таких мелких, что они сахарной пудрой покрыли город.

Через воронку прошла трещина, как будто мы только что разбили Землю в буквальном смысле, как яйцо.

Кратер глубиной почти тридцать метров заполнялся кипящей лавой. От неё шёл такой жар, что мы бы оба изжарились, если бы нас не защищала наша магия.

Все остальные постарались уйти подальше от кратера с лавой – места, где мы с Эдвином нанесли Земле кровавую рану своей яростью и жаждой мщения.

Ещё одно ветряное заклинание подняло меня вверх, и я пролетел над озером лавы прямо к Эдвину.

«АААЙЙЙЕЕЕЕ!» – ликовал Кровопийца.

Глаза Эдвина расширились от ужаса, потому что он так же, как и я, знал, что, если наши легендарные орудия столкнутся снова, они напрочь уничтожат нас, а может, и всю планету.

Но мне было на это наплевать.

В конце концов, если это случится, боль от потери моего отца, от того, что всё закончилось так, несмотря на все мои усилия, утихнет.

Эдвин использовал магию, чтобы быстро отпрянуть в сторону – быстрее, чем я успел отреагировать. Мой топор воткнулся в землю в том месте, где он только что стоял, и оставил дымящуюся отметину, как шрам.

Я развернулся и снова бросился на него, но он увернулся и подставил мне подножку. Кровопийца вылетел у меня из рук.

Эдвин увидел это и замахнулся мечом, чтобы нанести удар.

Но я толкнул его в грудь резким порывом ветра прежде, чем он успел меня прикончить. Эдвин отлетел назад и врезался прямо в мягкий склон кратера.

Я встал и зашагал в сторону Кровопийцы: задыхающийся, измотанный, напуганный. И что странно, ярость во мне совершенно иссякла.

Хотя это вовсе не было удивительно.

Существовало совершенно разумное и понятное объяснение тому, что мои ненависть и злоба внезапно испарились.

Я больше не держал в руках Кровопийцу.

Топор лежал у моих ног, источая голубой свет, приказывая мне взять его и продолжить схватку. Слова больше были не нужны. Потребность в них канула в прошлое. Теперь я чувствовал то, что чувствовал он.

Кого волнует, что случится с людьми, с планетой? Зато я наконец-то отомщу. Добьюсь справедливости. Я верну гномам былую славу. Ведь так?

Я понимал, что, если снова возьму в руки топор, всё будет кончено. Он одержит надо мной верх, и я буду биться с Эдвином до тех пор, пока не умру сам, или не умрёт он, или мы оба не умрём. Или все не умрут.

Это был тот самый момент, когда я должен был решить свою собственную судьбу. (Ну и судьбу остального мира заодно.)