Загадка фарфоровой балерины

Настя почему-то ожидала, что и Татьяна сейчас что-нибудь расскажет. Быть может, признается, что у нее травма колена, и она танцует через боль. Но Гальская о себе не говорила. А продолжала увещевать Катю, призывая ее хорошенько подумать. Но потом сдалась.

– Да, это кризис своего рода, но поверь, ты все можешь преодолеть. В конце концов, не стать балериной – не самое большое несчастье. Кто сказал, как надо и как правильно? У всех нас своя дорога, которая возникает она под шагами идущего. И, надо сказать, возникает в исключительно спонтанных направлениях, никем не спланированных.

– Тань, а твои родители как относятся к твоей профессии? – Насте хотелось узнать о семье недавно обретенной родственницы как можно больше.

– На меня никогда не давили ни в чем, – коротко ответила девушка, но при этом отвела глаза.

– Наверное, поэтому ты и можешь такое советовать – плевать на мнение родителей, – бросила Катя. – Для любого нормального человека из нормальной семьи мнение родителей значит немало.

– Я никому не советую на что-то там плевать, – спокойно возразила Гальская. – Но уход из балета – это должно быть исключительно твое решение, и отвечать за него будешь лично ты, а не кто-то другой. Сворачивать с проторенной тропы можно, но нужно четко понимать последствия и не жаловаться на непонимание.

– Я все прекрасно осознаю! – огрызнулась блондинка. – И жаловаться не собираюсь. Считаю, что нужно не бояться все бросать и начинать с нуля, рисковать. Ведь поступить в столичный вуз гораздо сложнее, чем в провинциальный. Но однажды рискнув, можно остаться счастливым на всю жизнь.

Намеренно или случайно, но Катерина все же уколола Таню, упомянув статус их учебного заведения. Да, какой бы талантливой Гальская не была, а учится она в провинциальном хореографическом училище. Оно является академическим и входит в число учреждений высшего профессионального образования, но, тем не менее, до Москвы ему далеко.

Анастасия больше помалкивала, наблюдая за балеринами. Несмотря на то, что Катя язвила и хорохорилась, говоря о дальнейших планах, Насте было ее немного жаль. Маленькая худенькая одинокая фигурка, зачем-то уходившая в никуда… Хотела ли она сама этого? Вот уж правду говорят, что чужая душа – потемки.

Споры продолжались все утро. Катю уже никто не пытался вразумить. Девочки просто что-то доказывали, обсуждали дальнейшие перспективы балетного артиста в их городе, поддевали друг друга.

Окутанные сизым ноябрьским туманом, на занятия шли практически молча. Настя думала о том, что хоть никогда близко и не общалась с Катей, но на душе было тяжело от того, что сокурсница уходит. Она успела к ней привыкнуть. Правильно ли Катерина поступает, ни с того ни с сего все бросая? Анастасия затруднялась ответить. Внутренний голос твердил, что нет, не правильно. Но ее это не касалось. И права что-то советовать или осуждать она не имела.

Дорожки парка, расположенного между общежитием и зданием училища, были усыпаны тяжелыми от влаги бурыми листьями. Дворники сметали их в кучи, но за день успевало нападать еще больше.

По утрам стоял такой плотный туман, что, когда он оседал, казалось, будто прошел сильный дождь. На подошвы налипала грязь, куртки и пальто намокали, хотя идти было всего ничего. Все это неимоверно раздражало и портило без того не очень радужное настроение.

Ноябрь был для Насти самым нелюбимым в году, несмотря на то, что она праздновала в этом месяце свой день рождения. Темнота утром, серость весь день, пронизывающий холод и высокая влажность, а еще грязно-бурая листва повсюду… Безрадостный, унылый период.

Мать тоже никогда не любила это время года. Настя только недавно узнала, почему. А вот отец, наоборот, говорит, что даже в ноябре природа бесподобно красива, но увидеть эту красоту дано не всем. Он был уверен – для понимания всей прелести ноября надо созреть, дорасти духовно, помудреть.

По дороге назад зашел разговор о Королевиче. Настя впервые услышала о том, что он, оказывается, действительно очень уважаемый хореограф. В юности приехал из глухой деревни. Однако поступить в местное хореографическое училище ему не удалось. На следующий год, во время второй попытки, парня заметил какой-то авторитетный балетмейстер. Благодаря его поддержке юноша стал студентом Московского академического хореографического училища при ГАБТ СССР. Во время учебы и после окончания Королевич был солистом нескольких московских театров. По словам Тани, после завершения сценической карьеры он вернулся сюда, занялся педагогической, а со временем и режиссерской работой. Настя смутно представляла себе весь масштаб личности Евгения Владимировича, потому что в иерархии балетного мира пока разбиралась плохо. Однако перечисление его ролей, наград и именитых выпускников, которым он дал путевку на сцену, впечатляло.

Татьяна рассказывала о главном балетмейстере Театра оперы и балета абсолютно без какой-либо антипатии. И это удивляло Настю, потому что ей самой этот человек был совсем не по душе.