Загадка гибели линкора «Новороссийск»

Характерный пример. Весна 1977 года. На внешнем рейде Севастополя стоит авианесущий крейсер «Киев», который на время отработки повседневной и боевой организации был оперативно подчинен командованию 150-й бригады 30-й дивизии противолодочных кораблей. Командир бригады капитан 1—го ранга Легкий, находясь на ходовом мостике «Киева», выходит на связь по УКВ с кораблем охранения авианосца — сторожевым кораблем 1135-го проекта. На связь с комбригом вышел старший помощник командира СКР капитан-лейтенант Владимир Баранов. В процессе переговоров комбрига раздражали нарушения, допускаемые Барановым при использовании открытого канала УКВ-связи. Такое явление встречается повсеместно и не составляет большого криминала. Любопытна лишь реплика, брошенная Легким после завершения разговора с Барановым. «Насточертело слушать такую отсебятину. Пора Баранова назначать командиром и давать ему толкового старпома». Мне ли — в то время вахтенному офицеру авианосца в должности командира группы — было судить о проблемах соблюдения дисциплины связи в командной сети. В то же время я был рад, что мой товарищ по дворовым играм и однокашник по училищу, хоть и с отдельными оговорками, но успешно делал командирскую карьеру. В самом ближайшем будущем Баранову предстояло стать командиром СКРа, затем — учеба в академии и командование БПК 1-го ранга «Николаев», перевод этого корабля на Дальний Восток. Возвращение на Черное море и командование крейсером «Дзержинский» 68 «Бис-Р» проекта. Давно уже нет в живых вице-адмирала Легкого, три года назад от сердечного приступа умер за рулем своей машины отставной капитан 1-го ранга Владимир Баранов, после ухода в запас 20 лет прослуживший старпомом и капитаном океанских сухогрузов. На этих судах не обязательно было соблюдать жесткие требования радиосвязи.

Возвращаемся к проблемам командования «нашим» линкором.

Недавно общаясь с дочерью Ефима Матусевича — Ириной Ефимовной, я узнал о том, что в ходе работы Правительственной комиссии вице-адмирал Пархоменко откровенно оказывал давление на Хуршудова, чтобы тот своими показаниями не усугублял и без того тяжкую вину командующего. Ну что ж, дело житейское. Все фигуранты нашего процесса, обвиняемые в катастрофе с линкором, не были рассажены по камерам, а потому имели возможность общаться — в известной степени согласовывать свои показания перед очередными допросами. Теперь уже точно и определенно можно утверждать, что те из обвиняемых, кто решился на сотрудничество со следователем по особо важным поручениям в лице вице-адмирала Сергея Георгиевича Горшкова, отделались сравнительно малой кровью. Это относится к Пархоменко, к Никольскому и Хуршудову. Сниженные в воинских званиях на одну ступень, они продолжили службу в последующие за катастрофой годы, занимали ответственные должности и были восстановлены в прежних званиях. Кто же отказался от подобного «сотрудничества» и позволил себе дать объективную оценку действиям командующего флотом, начальника штаба, как это сделал Александр Кухта, тот получил сполна. Александр Павлович был снижен в воинском звании до капитана 2-го ранга и уволен в запас с минимальной для его служебного стажа пенсией.

Адмирал Горшков — умнейший и мудрейший человек. Практика выживания в 1937–1939 годах и в суровые военные года сформировала из него «непотопляемого» (в отличие от репарационного линкора) военачальника. Грамотно контролируя следственные действия профильных комиссий по «живучести» и по «взрыву», и манипулируя показаниями основных обвиняемых, Сергей Георгиевич создал условия, при которых у Малышева, ограниченного жесткими сроками работы комиссии, уже не оставалось ни сил, ни времени на углубленный анализ организационных проблем, имевшихся на линкоре. Не говоря уже об анализе тех же организационных проблем, что скопились на Черноморском флоте.

Ну а мы-то с вами не особенно спешим, можем уточнить отдельные детали, оценить служебную деятельность отдельных фигурантов.

Продолжим, однако.

Было бы неправильно все организационные проблемы, что высветились на линкоре в процессе работы Правительственной комиссии, связывать исключительно со служебной деятельностью командования линкором. Существовали типовые корабельные повседневные и боевые расписания, уровень отработки которых позволял судить о готовности кораблей решать учебно-боевые задачи в базе и в море. Большая часть этих расписаний составлялась в ходе постройки и освоения экипажами головных в серии кораблей, часть из них дорабатывались профильными управлениями и военными институтами. И даже при этих условиях расписания эти корректировались в ходе повседневной и боевой деятельности кораблей. В случае же с «Новороссийском» — уникальным, неповторимым и в чем то явно не характерным для нашей национальной кораблестроительной традиции корабля, требовался особый подход и какая-то своя методика изучения, освоения с последующей эксплуатацией корабля и боевого применения его вооружения.