Загадка о морском пейзаже

Например, здесь имелся шноркель со специальными мехами, типа кузнечных, для нагнетания воздуха. По-немецки эта штука называлась — Schnorchel. Что можно перевести, как «дыхательная труба». Это изобретение в теории позволяло экипажу, даже находясь под водой, получать с поверхности свежий воздух для вентиляции отсеков. Правда, судя по совершенно жуткой атмосфере внутри корабля, пока шноркель не оправдывал связанных с ним надежд. Однако по ходу плавания экипаж продолжал экспериментировать с ним.

В целом же сконцентрированная на лодке передовая механика, несмотря на ее ненадежность, делала эту субмарину потенциально очень опасной. Но главной ее силой был, конечно, экипаж. Обманом пробравшийся на корабль жандарм должен был признать, что попал в компанию отчаянных смельчаков. Ведь только совсем не дорожащий жизнью человек мог по доброй воле выйти в море на этой «боевой консервной банке».

* * *

Большую часть суток моряки посвящали различным работам, ибо даже на таком маленьком корабле всегда имелось много неотложных дел. Каждому члену экипажа приходилось брать на себя много смежных служебных обязанностей. Зато когда после тяжелейшего дня ты, наконец, получал законные несколько часов отдыха — это было подлинное блаженство. Свободные от вахты имели право выпить немного спирта. Принимая во внимание ужасные бытовые условия, тяжелейший физический труд и питание, спирт был единственным спасением от дизентерии и хандры. Спирт развязывал языки, сразу начинались задушевные разговоры, к которым, в силу скученности всех в единственном отсеке корабля, непременно присоединялся и тот, кто нес дежурство.

Проводя сутки напролет со своими спутниками, будучи посвященным в их житейские обстоятельства и планы, Вильмонт видел, что это отнюдь не какие-то патологические выродки или законченные преступники. В своей жизни они скорей всего ни разу не взяли чужого и были любящими мужьями, братьями и отцами. Им тоже были свойственны сострадание и альтруизм, как и большинству нормальных людей. По отдельности каждый из них был порядочным и в общем хорошим человеком, искренне желающим добра своему Отечеству. Но вместе они представляли собой опасную разрушительную силу. Революционный фанатизм ожесточил их сердца.

Согласно планам подводников, «Полярная звезда» должна была быть уничтожена вместе со всем своим экипажем и пассажирами. Только так, по замыслу террористов, можно было гарантированно решить главную задачу — убийство государя. Это порождало фантастически бесчеловечный парадокс — для убийства только одного человека нужно было «надежно» прикончить весь экипаж большого пассажирского корабля. Ведь команда тонущего судна непременно станет делать все возможное, чтобы в первую очередь спасти царя и его близких. В аварийной ситуации, если у экипажа яхты останется в запасе хотя бы несколько минут, моряки первым делом наденут спасательный пояс и посадят в шлюпку именно того, кто был главной мишенью для «народовольцев».

Но тогда вся задуманная террористами операция теряла всякий смысл. Поэтому масса боевого заряда каждой из находящихся на борту торпед превышала десять пудов[42]. Таким количеством взрывчатки можно было вывести из строя большой военный корабль, а уж небронированную яхту — просто разнести в щепки. Таким образом, экипаж «Полярной звезды» должен был просто испариться в адском пламени чудовищного взрыва. У спутников Анри это называлось «торжеством высшей социальной необходимости». От этого словосочетания «пахло» библиотеками и научными диспутами. Но именно такие убийцы, в интеллигентских пенсне, наиболее опасны для общества. В этом Вильмонт уже не раз имел возможность убедиться на собственном опыте. Ведь если обыкновенный душегубец, к которому обыватели испытывают наибольшее отвращение, за свою жизнь способен убить от силы пятерых, то идейные господа — эти кумиры либеральной интеллигенции — ради своих теорий с легкостью жертвовали тысячами жизней.

Так что Анри заранее не испытывал угрызений совести, когда думал о том, что в скором времени ему, вероятно, придется перестрелять новых знакомых. Но пока он честно пытался играть роль их искреннего единомышленника.

Все разговоры на борту так или иначе вертелись вокруг политики. И если даже начинали говорить о какой-нибудь житейской пустячине, все равно, спустя какое-то время, обсуждение обязательно скатывалось на политику.

Двое членов экипажа, боцман и штурман, были типичными идеалистами, верящими в возможность одним смелым и решительным штурмом построить на земле общество всеобщей справедливости — подобие царствия небесного. «Механик» же считал, что подобная бредовая идея пригодна только для написания фантастических романов. Ему доставляло какое-то садистское удовольствие глумиться над романтическими убеждениями соратников. Каждый раз он метко бил их хлесткими аргументами, очень аргументированно и убедительно доказывая, что люди, как неотъемлемая часть животного мира, руководствуются в своих поступках в гораздо большей степени инстинктами, чем «голым интеллектом».