Загадка острова Раутана

Жмакин повернулся к столу. Издали Ленька не мог различить: то ли руки дрожат у него, то ли он отсеивает на совке примеси. Золотая горка сверкала, переливалась. Жмакин осторожно положил совок на стол, посмотрел в окошко. Ленька удивился, какое у старателя напряженное и злое лицо. Глаза остро поблескивали, движения стали быстрыми и бесшумными.

Жмакин вытащил из-за пояса маленький черный мешочек. Сложенным листком бумаги зачерпнул из совка что-то и высыпал в мешочек. Раз, другой, третий…

И тут Леньку обожгло: ведь Жмакин ворует золото! Он так и вздрогнул. Старатель, видимо, уловил это движение на нарах. Он быстро повернул голову.

Но, как мы уже говорили, даже Ленькиной матери не удавалось определить, спит он или притворяется. Жмакин тоже, видимо, решил, что мальчишка просто пошевелился во сне. Однако моментально спрятал мешочек и на цыпочках стал приближаться к нарам. Губы его сложились трубочкой. И Ленька понял, что его ждет испытание.

Есть верный способ определить: спит человек или притворяется. Достаточно осторожно дунуть ему в лицо. Если человек не спит, ресницы его обязательно дрогнут.

Конечно, Ленькиной маме тоже был известен этот способ. Однако не всегда ей удавалось уличить Притворяшку. Дело в том, что Ленька выработал свой «антиспособ»: до предела, до боли заводил глаза в сторону или вниз, и тогда, напрягаясь, веки его не реагировали на дуновение. Но и антиспособ иногда давал осечку.

Скрипнула половица, слышно хриплое дыхание. Сейчас… сейчас! Ленька изо всех сил свел глаза к переносице. Глубоко в мозгу возникла тупая боль. Жмакин рядом.

И тотчас снова скрипнула половица, стали удаляться тихие шаги. Значит, «спящий» выдержал испытание! Боль начала стихать.

Снова разомкнув веки, Ленька увидел, что Жмакин схватил совок и метнулся к печке.

Открылась дверь, и вошел звеньевой. Он стряхнул: снег с плаща.

— Фу ты, сыплет, как зерно на посевной! Плохо дело, грунт не оттаивает. Ножи скребут мерзлоту. Съем отпариваешь?.

— Ну, — Жмакин с преувеличенной старательностью отдувал примеси. — Есть маленько…

— Точно что маленько! — звеньевой заглянул в совок. — Грамм двести будет, я ожидал больше.

— Откуда быть золотишку, коль пирит повалил!

Леньке хотелось вскочить и крикнуть: «Он вор, он золото украл, я видел!» Но разве кто-нибудь ему поверит?

— А ребятишки спят еще? — шепотом спросил звеньевой и с грохотом уронил что-то. Светка зашевелилась, толкнула Леньку:

— Эй, засоня, вставай!

Тот, словно только что проснулся, стал потягиваться и деланно зевнул. Повернулся к Светке и тоже толкнул ее. Они шутливо завозились. Звеньевой наблюдал за ними.

А Ленька думал: «Это кто еще из нас засоня! Пока ты спала…»

Жмакин настороженно смотрел на них, завязывая контрольный мешок с золотом. Звеньевой опечатал мешочек пломбой.

— Готово! Завтракайте, а мы за новым съемом: пойдем.

В голове Леньки молниеносно созрел план.

— Где кассета с высокочувствительной пленкой? — спросил он Светку.

— Вот, — она достала из чемоданчика сверток в черной бумаге. — На десять минут.

— Хватит. Становись сюда, к столу…

Он лихорадочно зарядил камеру, залез на верхние нары, положил камеру так, что объективы были нацелены на Светку.

— Что такое? — удивилась она.

— Выбираю точку съемки, — прохрипел Ленька. — Можешь не задавать пока вопросов?

— Не могу.

— Потом я тебе все расскажу, а сейчас нет времени, — Ленька забросал камеру телогрейками, оставив снаружи один объектив.

— Скрытая камера? — Светка понизила голос. — Кого снимать будешь?

— Важное дело, — он просунул руку под телогрейку и нажал кнопку. Стрекот камеры был чуть слышен, как песня сверчка. — Теперь все нормально… О, уже идут!

С досады он прикусил губу: Жмакин шел со звеньевым.

— Ты беги им навстречу, — Ленька заметался, — и задержи звеньевого. Только звеньевого!

— Как я его задержу? И зачем?

— Ну, как хочешь, придумай что-нибудь. Сделай, прошу тебя. Светик! — он неожиданно для себя крепко сжал руку девочки. Щеки ее вдруг залил румянец, но он даже не заметил этого — напряженно смотрел в окно.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Я пойду.

— Оденься, снег! — он накинул ей на плечи телогрейку. Приник к окошку.

Вот они уже встретились. Два высоких человека наклонились к маленькому. Потом звеньевой начал размахивать руками, а Жмакин стоял-стоял и, повернувшись, побрел к избушке.

Старатель с грохотом поставил на стол съемную кружку. Искоса он взглянул на Леньку, осторожно высыпал содержимое кружки в совок. Горка золота влажно блестела.

«Он должен спросить, должен», — билась в голове настойчивая мысль. И, словно уловив ее, Жмакин поднял голову:

— А чего завтракать не идешь? Проголодался, поди? — он пытался говорить ласково, но голос ржаво скрипел.

— Я сейчас… — Ленька сделал вид, что ищет что-то в чемоданчике. Когда старатель нагнулся и открыл дверцу джурмы, он сунул руку под телогрейку, включил камеру.

Мокрый снег хлестнул в разгоряченное лицо. Двое стояли на том же месте. Длинная фигура всплескивала руками, словно собираясь взлететь. Ленька шмыгнул в домик-столовую.

Светка пришла, когда Ленька, осоловев от горячего чая, приканчивал третью кружку.