У Стэникэ жадность и непостоянство не затмевали моральных правил. Он отлично понимал, что старики должны умереть и оставить свое состояние молодым. У него даже был составлен список родственников, которые в результате неизбежной кончины могли бы сделать его своим наследником, хотя из-за огромной разветвленности рода он всегда оказывается лишь дальним родственником. Но засадить в больницу старика или лишить наследства ребенка — это, по его мнению, было подлостью. В его глазах Аглае была «гадюкой», а Олимпия много потеряла, проявив полное безразличие к Симиону. В то же время поведение дяди Костаке, нарушавшее все его далеко идущие планы, раздражало Стэникэ. Когда ставились на карту его собственные интересы, Стэникэ, само собой разумеется, находил всяческие аргументы в свою пользу. Если бы дядя Костаке умер, а Стэникэ мог бы извлечь из этой смерти выгоду, он стал бы распространяться, что для старика сделано «все, что было в человеческих силах», а теперь необходимо защитить «законные права детей, несправедливо устраненных от пользования благами, предназначенными для них». Иногда он тешил себя сумасбродной мыслью, что дядя Костаке и ему может завещать что-нибудь, и тогда превозносил «самопожертвование старых людей», отказывающихся от радостей жизни, чтобы дать возможность «подняться молодым».
С некоторых пор его брак с Олимпией превратился для Стэникэ в серьезную проблему. Любил он ее или нет — это трудно было сказать, тем более что и сам Стэникэ не обладал способностью анализировать свои чувства. Все его поведение определялось или мимолетными порывами, или чистым практицизмом. Впрочем, женитьба на Олимпии была следствием какого-то чувства. Возмутившаяся внутренняя гордость заставила его сделать непроизвольный романтический жест в ущерб собственным интересам. Правда, хватило его ненадолго, только до свадьбы. Стэникэ сказал себе, что, принеся подобную жертву, он должен обо всем судить трезво и обязан заботиться о существовании «своего сына и матери своего сына». Далее последовали известные нам события. Когда речь заходила о любви, о домашнем очаге, Стэникэ всегда казался взволнованным, но в глубине души ощущал невыразимую усталость, огромную неопределенную вину. Собственно говоря, женитьба на Олимпии была не столько романтическим, сколько необдуманным поступком. Стэникэ верил, что он совершает ловкий ход, делая ставку не на близлежащие блага, а на те, что получит впоследствии. Имевшиеся у него сведения, особенно о дяде Костаке, сулили блестящее будущее. Об Отилии ему было известно только то, что она девушка, из милости взятая на воспитание, и все кругом твердили, что богатства старика предназначены дочерям Аглае.