— Отилия, дорогая, сделай мне удовольствие. Ты же видишь, что и нам тяжело. Ты думаешь, мы не знаем, что такое горе? Разве нам не больно оттого, что дядя Костаке скон... я хочу сказать, заболел? Но ничего, господь милостив, все будет хорошо. Садись за стол, подкрепись.
Отилия, словно защищаясь, так резко вскинула руки, что Стэникэ не стал больше ее уговаривать и не без иронии предложил Феликсу:
— Скажите ей вы, дорогой, объясните, чтобы она поняла, ведь между вами полное согласие!
Отилия поднялась в свою комнату, а Феликс остался в столовой, не зная, как ему поступить, ибо был уверен, что ради Отилии необходимо защищать дядю Костаке, пока он жив, несмотря на все его грехи. Стэникэ ласково протянул ему бокал вина и сказал не допускающим возражения тоном:
— Домнул Феликс, прошу вас ради меня!
Феликс взял бокал, отхлебнул вина и, обратив внимание на его кровавый цвет, вдруг вспомнил: ведь в подобных случаях, при ударе, пускают кровь. Он высказал свое мнение Василиаду, и тот, немного смущенный, признался:
— Да, действительно, мы могли бы пустить ему кровь, но у меня нет с собой ланцета. — Если хотите, можно послать за ним служанку.
— К чему эта кровь, — с отвращением сказал Стэникэ.— И именно сейчас, когда мы сидим за столом! Пустяки, с этим можно и подождать. Ведь ему положили лед на голову. Крови у него и без того мало, а вы еще хотите выпустить! Это же больно, оставьте человека в покое. Слышите, дядя Костаке? Желаете, чтобы вам пустили кровь и стало больно?
— Да-а-а! — ясно и жалобно ответил старик.
— Ну, это вы бросьте, — воспротивился Стэникэ,— мы лучше знаем, что вам нужно. Потом, потом.
Стэникэ тут же выразил недовольство закуской:
— Господа, к такому вину сухомятка не подходит. Я бы съел чего-нибудь остренького, особенного. Что скажете, дорогая теща, пахло у вас сегодня капустой?
— Как же, я готовила сармале [31].
— Браво, ура, пусть несут! — как безумный, закричал Стэникэ, но, вспомнив о больном, понизил голос: — Как вы думаете, ему мешает шум?
Доктор пожал плечами. Аурика достала из буфета тарелки и приборы и спокойно стала накрывать на стол, словно готовилось пиршество. Аглае объяснила Марине, где у нее дома стоят кушанья. Феликс при виде этой сцены почувствовал отвращение и пошел было наверх чтобы разыскать Отилию, но по дороге раздумал, вышел из дому и направился на улицу Святых Апостолов в кондитерскую. Он решил купить для Отилии шоколаду.
Сотрапезники, стуча вилками, с аппетитом принялись за еду. Комната наполнилась запахом кислой капусты, шумом разговоров, всякими пересудами, которые, по-видимому, беспокоили больного, так как он старался отодвинуться подальше к стене.
— А разве дяде Костаке мы ничего не дадим поесть? — жуя, спросила Аурика.
— Сейчас ничего, наоборот, нужно бы... — доктор не закончил фразы.
— Слишком много есть вредно, — заявил Стэникэ. — Конечно, в определенном возрасте. Мне остается еще десять лет нормальной жизни, а там прощай еда, прощайте женщины! Полное воздержание. Но ведь и монахи живут!
— Домнул доктор, — спросила Аглае, — все лето я впрыскивала йод. Как вы посоветуете, продолжать мне зимой?
— Не советую, зимой йод может вызвать осложнения, возможна интоксикация.
Удовлетворенная Аглае снова уткнулась в свою тарелку. Больной, раздраженный шумом и запахом пищи, застонал. Аглае повернулась к нему и проговорила с набитым ртом:
— Что с тобой, Костаке? Что-нибудь болит? Аурика, поди поправь ему пузырь на голове.
Аурика подошла к старику, он пристально взглянул на нее враждебными и почти ясными глазами, но ничего не сказал. Здоровой рукой он пошарил под подушкой, удостоверился, что ключи на месте, и переложил их поближе к себе. Потом тихо спросил:
— Где Фе-Феликс? Фе-Феликс?
— Не знаю, дядя Костаке. Ушел куда-то.
— Оставь ты Феликса, — вмешалась Аглае, — зачем он тебе? Ты болен, лежи себе спокойно, а то лед упадет с головы.
В это время Феликс почти бежал к дому с плиткой шоколада, раздумывая по дороге, что же предпринять. Состояние старика казалось тяжелым, обстановка в доме внушала тревогу. Через несколько недель он станет совершеннолетним, размышлял Феликс, до того времени он мог бы и потерпеть. Но Аглае ненавидит Отилию, и если старик умрет, она может выгнать ее из дому. Завещал ей что-нибудь старик или даже и завещания никакого не оставит? Если Костаке и сделал завещание, то Стэникэ и вся эта свора могут найти его и украсть. У него, Феликса, есть в кармане кое-какие деньги, и если уж дело на то пойдет, он обратится в суд и узнает, что это за неведомый семейный совет опекает его, а потом предоставит себя в распоряжение Отилии. Но как заставить девушку принять от него помощь, не обидев ее?
Феликс нашел Отилию в ее комнате, она сидела на софе, поджав под себя ноги, и нервно покусывала носовой платок. Разорвав обертку шоколада, он отломил кусочек от плитки и протянул девушке. Она молча взяла его и начала грызть. Слезы текли по ее лицу. Не зная, как начать разговор, Феликс спросил:
— Отилия, о чем ты сейчас думаешь, почему ты плачешь и ничего не хочешь мне сказать?