— Феликс, подумай как следует, а потом скажи мне. Если бы девушка вдруг предложила тебе: я хочу исколесить с тобою весь мир, заниматься чем-нибудь совершенно фантастическим, станем, например, танцорами в Мексике, — оставил бы ты свои занятия, отказался бы от своей карьеры, от ученья, ради любви к ней?
Юноша удивленно взглянул на Отилию.
— Разве есть такая девушка, которая попросит меня во что бы то ни стало сделать нечто подобное?
— Нет, Феликс. Просто я задала глупый вопрос.
Отилия раздарила столько вещей, что комната теперь казалась почти пустой. Трудно было вообразить, что можно долго в ней оставаться. Все, что уцелело, девушка положила в два чемодана и на целый день отправилась в город. Феликсу она объяснила, что не хочет больше находиться в этом доме, на глазах у Аглае, у которой такой вид, словно она держит ее из милости. Отилия и Феликса спросила, что он думает делать.
— Но это, Отилия, зависит от тебя. Если, как ты говоришь, ты любишь меня, значит, ты и должна сказать, что мне делать. А если нет...
— Ты прав! Я тебя люблю, ты в этом не сомневайся. Я решу, что нужно делать.
Была ранняя весна, снег стаял и затопил все. Потеплело, и воробьи начали слетаться в стайки, подбирая все крошки, какие только могли найти. Феликс чувствовал необычайный прилив сил. Как-то в самом начале марта Феликс засиделся за книгами до поздней ночи. Из соседней комнаты доносился звук шагов, шум передвигаемой мебели. Потом все смолкло, и ему показалось, что он услышал, как потушили лампу. Совсем поздно, около полуночи, заскрипела соседняя дверь, послышались легкие шаги босых ног, которые затихли около его комнаты.
— Феликс, — донесся шепот Отилии, — ты спишь?
— Нет.
— Потуши лампу.
Предчувствуя, что произойдет нечто необычайное, Феликс задул лампу. Дверь открылась и вновь закрылась, и при слабом свете догорающих в печке дров юноша увидел Отилию, босую, в длинной ночной рубашке. Она казалась большой куклой. Весь разговор велся шепотом.
— Дорогой Феликс, я хорошо все обдумала, очень хорошо. Теперь мы не можем жениться, это в твоих и в моих интересах.
Подойдя к нему, Отилия крепко обняла его за шею. Безутешность Феликса можно было почувствовать даже в темноте по тому, как ослабли все его мускулы.
— Я сказала, что теперь мы не можем жениться, но потом — да. Чтобы доказать, что я люблю, я и пришла к тебе. Мы можем быть мужем и женой и без благословения попа Цуйки.
Феликс взял ее на руки (она была очень легкой) и задушил поцелуями, которым она не сопротивлялась, потом сел в кресло, и положил голову к ней на грудь.
— Отилия, — зашептал он торжественно, — я верю тебе. То, на что ты сейчас решилась, могла сделать только девушка с тонкой душой. Прости меня, что я усомнился в твоей любви и в твоих добрых побуждениях. Нет, ты не должна заставлять меня быть неделикатным. Отныне я верю, что когда-нибудь ты станешь моей женой, и я буду ждать тебя сколько угодно.
Отилия крепко поцеловала его и вскочила на ноги.
— Знаешь что? Если ты такой выдержанный, я хотела бы по крайней мере проспать эту ночь у тебя. Хочу посмотреть, как это спится в постели юноши.
Она бросилась на кровать Феликса, завернув тонкие ноги рубашкой. Юноша хорошенько укрыл ее, а сам лег на диванчик возле печки.
— Отилия, — шепнул он вместо «спокойной ночи»,— я так счастлив. Эта ночь самая торжественная в моей жизни.
Утром Феликс быстро вскочил и взглянул на кровать. Она напоминала опустевшее гнездо. Юноша, подумав, что Отилия ушла к себе, быстро умылся, напевая, причесал волосы и, выйдя в коридор, постучал в дверь девушки.
— Отилия, Отилия!
Никто не ответил. Он коснулся ручки и заметил, что дверь не заперта. В полупустой комнате никого не было, чемоданы исчезли. Феликс как безумный сбежал по лестнице, обыскал все комнаты и нашел только Марину на кухне.
— Где домнишоара Отилия?
— А вы не знаете? С утра еще уехала на извозчике с чемоданами. Ищи теперь ветра в поле.
Долгое время Феликс пребывал как бы в полной прострации. Потом, немного придя в себя, он почувствовал необходимость куда-то бежать. Он бродил по улицам, по шоссе и наконец решил отправиться к Паскалополу. Там он узнал, что помещик с «домнишоарой» уехал в Париж. Через две недели он получил цветную открытку со следующими строчками:
«Кто был способен на такое самообладание, тот победит и любовь, не соответствующую его великому будущему.