Загадка Отилии

Поняв намек Отилии, Паскалопол тотчас же открыл большой альбом с фотографиями. Здесь были изображе­ны: обширный помещичий дом (в румынском стиле, с га­лереей и аркой), озеро, породистые лошади и рогатый скот, конюшни, охотничьи собаки и многое другое; сним­ки были снабжены необходимыми пояснениями. Все это свидетельствовало о крупном состоянии о том, что хо­зяйство велось превосходно. В конце альбома находился ряд фотографий-визиток в коричневых тонах; греческие и французские надписи на них указывала, что они были сделаны в Стамбуле и Афинах.

— Это мои родственники, — объяснил молодым людям Паскалопол. — Во мне есть немного греческой крови. Но я покажу вам кое-что более интересное.

Вдоль одной из стен и даже над дверью тянулись за­пертые шкафы, которые напоминали изящные хранилища для документов. Паскалопол открыл несколько дверец, за которыми оказались полки, тесно уставленные книгами. Здесь были книги на немецком, французском и даже анг­лийском языках, серьезные труды по вопросам агрономии, ветеринарии, политической экономии, исторические и фи­лологические сочинения и очень много беллетристики. Фе­ликс с жадностью смотрел на полки, и это, видимо, по­нравилось Паскалополу. Отилия сразу же попросила:

— Вы обещали дать мне почитать немецкие ро­маны.

— Прошу вас! — сложив по своему обыкновению руки на груди, поклонился Паскалопол, готовый тут же выта­щить из шкафа груду томов. Но Отилия вдруг раздумала и, остановив его, сказала, что придет в другой раз. На одной из полок Феликс увидел разобранную на части флейту.

— Вы играете на флейте? — спросил он.

— Иногда, в свои счастливые часы. Я ведь в неко­тором роде человек богемы.

В ожидании чая Паскалопол предложил гостям при­сесть и начал — больше для Феликса, который, как он заметил, был несколько озадачен всем виденным, — рас­сказывать о себе. Наследник большого поместья, он имел возможность в молодости учиться, не преследуя никакой практической цели. Два года он пробыл на филологическом факультете в Германии, а потом, оставив филологию, стал изучать право в Париже. Путешествовал почти по всей Европе и еще до окончания университета женился, но овдовел ли он или развелся с женой — этого он не сказал.

— А ваша жена была красива? — крикнула из спаль­ни Отилия, которая, рыская повсюду, незаметно убе­жала туда и теперь подпрыгивала на софе, чтобы испы­тать пружины.

— Очень красива. Конечно, не так, как вы. Но мы с ней не могли поладить.

— Бедный Паскалопол! — посочувствовала Отилия, забыв прибавить «домнул».

Когда умер отец, Паскалополу пришлось взять на себя заботы о матери и об имении. Он оставил университет и вернулся в поместье, куда его призывали новые обя­занности.

— Но в свободное время я читаю и по-своему служу музам. А больше всего радуюсь, когда гляжу на моло­дежь.

Из спальни доносился стук выдвигаемых ящиков и ме­лодии модных песенок.

— Кстати, домнишоара Отилия, — крикнул Паскало­пол,— как дела в консерватории?

— У вас прекрасные сорочки, — ответила между дву­мя музыкальными фразами Отилия.

— Домнишоара Отилия большая шалунья, — сказал Паскалопол Феликсу.

Вышколенный молодой лакей в ливрее, походивший на расторопного слугу из поместья, доложил, что чай подан. В столовой Феликс мог лишний раз убедиться, что дер­жавшийся так скромно на улице Антим Паскалопол — человек весьма утонченных вкусов. Столовая была об­ставлена прекрасно подобранными друг к другу предме­тами различных стилей и эпох. Один из шкафов искусной работы, стиля Ренессанс, был куплен, по словам хозяина, в Нормандии. Деревянные вешалки в шкафах были уни­заны глиняными кувшинами из Ардяла и образцами по­суды Запада, среди которых имелось несколько подносов начала XVI века из Перуджии. Чай подали в японских тонких фарфоровых чашечках. Паскалопол достал из од­ного шкафа итальянскую аптекарскую банку XVIII века и дал молодым людям понюхать ее, — сюда был насыпан отборный восточный чай, который Паскалопол доставал где-то через особые каналы.

— Я знаю, что вам хочется конфеток, как маленьким детям, — смеясь, заметил Паскалопол и поставил перед Отилией другую аптекарскую банку.

Мягкие манеры помещика, его эпикуреизм, высокая культура очаровали Феликса и разожгли его тайные меч­ты. И невольно перед ним возникла лысая голова дяди Костаке, который склеивал своими толстыми губами ко­рявые сигареты и ронял повсюду пепел. Он очень хо­рошо понимал, что восхищает Отилию в Паскалополе, но всякий намек на более близкие отношения между девуш­кой и помещиком приводил его в уныние.