Загадка Отилии

Вейсман, любитель жарких споров, ожидал ответной реплики. Но у Феликса не было никакого желания диску­тировать на эту тему. Буйная зелень и ясное небо придали его мыслям совсем иное направление. Он спрашивал себя, где теперь находится Отилия, что она делает, о чем думает. В душе у Феликса царила полная безмятежность, и мания Вейсмана теоретизировать по всякому поводу глубоко удивляла его. Он любил Отилию, это вне всяких. Но ему даже в голову не приходило проверить, что же лежит в основе этого чувства, отдать себе отчет в том, есть ли смысл вообще любить девушку. Благодаря воспитанию и книгам, прочитанным им до сих пор, он счи­тал, что любовь — это такое чувство, которое у всех лю­дей ищет одинакового воплощения в браке. Слова Вейсмана казались ему каламбурами из журнала «Муравей». В душе Феликса прочно укоренились весьма твердые принципы. Придумав какой-то предлог, он расстался с Вейсманом, вернулся домой и заперся в своей комнате. Спор пробудил в нем воспоминания об Отилии. Для него существовал только один вопрос: любит ли она его. В этом он все больше и больше сомневался. Но у него не было никаких сомнений в том, что он любит Отилию и имеет право ее любить, что бы там ни случилось через десять-двадцать лет в силу изменчивости женской натуры. По­этому, чтобы укрепить себя самого в торжестве этого чувства, он взял ручку и написал в тетради:

«Я люблю Отилию».

Затем он принялся расхаживать по комнате. Бросив взгляд в окно, выходившее на соседний двор, он увидел сцену, которая заинтриговала его. Аглае, одетая в пальто, осторожно вышла из дому и направилась к воротам. Вскоре выглянула Аурика, тоже одетая. Приоткрыв дверь, она следила за матерью. Когда та исчезла за углом, Аурика быстро подбежала к воротам и подождала там некоторое время. Потом и она выскользнула на улицу. Феликс ре­шил, что Аурика выслеживает мать. От Стэникэ, явивше­гося на другой день с таинственным видом к нему в ком­нату, Феликс узнал, чем было вызвано это преследование. Стэникэ осторожно прикрыл дверь и заговорил так, словно речь шла о вопросе, имеющем важное значение для всего человечества. А дело заключалось в следующем: у Аглае были кое-какие драгоценности, главным образом золо­тые браслеты, уже вышедшие из моды, но, во всяком случае, имеющие какую-то ценность. Аурика привыкла считать, что они предназначены ей. С некоторых пор Аглае стало казаться, что в доме слишком много барахла, кото­рое заполняет комнаты. Она продала кое-что из мебели, швейную машину и желала избавиться и от других вещей. Аурика держалась за все домашние вещи как за свое бу­дущее приданое. Уменьшение их количества повергло ее в ужас. Она чувствовала себя покинутой, преданной и втихомолку плакала целыми часами. Аглае вовсе не испы­тывала к ней никаких враждебных чувств, но она считала себя хозяйкой всего имущества и ее раздражала роль про­стой хранительницы добра своих детей, которую хотели ей навязать. Кроме того, она полагала, что девушке до­статочно иметь дом и какое-то приданое в деньгах, а остальное — это забота ее будущего мужа. Она пыта­лась втолковать Аурике, что мужчины желают теперь иметь в доме современные вещи и что поэтому все ее претензии бессмысленны. Аглае считала, что Тити больше нуждается в ее участии, потому что женщины безголовы и не смогут создать ему таких условий, как в родительском доме. Ее старания были направлены на то, чтобы дать Тити все, что она могла, вопреки привычному представлению о том, кому предназначается приданое. В разговорах с Тити с глазу на глаз она сообщила ему, что думает женить его по своему вкусу — на женщине, которая будет послушна, будет жить вместе с ней, чтобы на этот раз она могла дей­ствительно помогать им руководить всем хозяйством. Тити заранее предвкушал это заманчивое будущее и стал занос* чив с остальными. Это выводило из себя Аурику и Олим­пию, которые начали его ненавидеть и злословить о нем. Побуждаемый этими же чувствами, Стэникэ сообщил Феликсу:

— Понимаете, этот молчальник процветает! У моей тещи немало денег, я это пронюхал. А вы знаете, как глуп этот Тити? Феноменально! Он слабоумный, круглый идиот! Можете не сомневаться, я все разузнал. У него нет абсолютно никакого таланта. А вас все хвалят, мы все признаем ваш ум. Не поймите меня превратно, но по срав­нению с вами Тити все равно что навозный жук возле чистопородной лошади.

Это метафорическое сравнение отнюдь не очаровало Феликса, уставшего оттого, что его вынуждали зани­маться столь чуждыми ему вопросами. Однако Стэникэ не унимался: