Загадка Отилии

Стратулат считал, что дома за Костаке не может быть хорошего ухода, и советовал поместить его в санаторий. Старик испуганно посмотрел на Паскалопола и запротесто­вал: у него нет денег на санаторий, и он не может оставить дом. Мягкая ирония помещика заставила Костаке замол­чать, и, может быть, подумав немного, он бы и согласился. Но, выйдя из комнаты, доктор натолкнулся на яростное сопротивление Аглае, которая требовала, чтобы ее брат на­ходился здесь, под ее наблюдением, а не среди чужих. Стэникэ же, наоборот, проклинал про себя упрямство тещи, потому что он быстро составил план, как во время отсут­ствия старика тщательно обшарить все комнаты. В конце концов Стратулат пожал плечами, порекомендовал соблю­дать тишину в комнате больного, прописал несколько успо­каивающих средств и направился к коляске. Паскалопол попрощался со стариком и Отилией, которой с глубоким сочувствием пожал руку, правда, из осторожности не ска­зав ей ни слова. Он уже хотел уходить, когда его вдруг позвал Костаке. Паскалопол приблизился к его постели, и старик, убедившись, что другие не слышат, прошептал на ухо помещику:

— При-приходи завтра, вы-выгони всех, я хо-хочу пе­редать тебе приданое де-девочки!

— Что ты скажешь? — спросил Паскалопол Стратулата, когда они уже сидели в коляске.

— Обыкновенный удар, без серьезных последствий. У меня такое впечатление, что он переутомился, долго про­был на солнце. Пока, я думаю, он вне опасности, но если хочет чем-нибудь распорядиться, пусть не откладывает. При втором ударе он может скоропостижно умереть.

Аглае и вся ее шайка пренебрежительно отнеслись к совету Стратулата поместить Костаке в санаторий. Док­тор Василиад, чувствовавший себя оскорбленным тем не­доверием, какое Паскалопол выразил к его знаниям, ста­рался укрепить их в этом решении. Он заявил, что боль­ного старика, привыкшего к определенной обстановке, не нужно удалять из дома, где ему даже стены помогают це­пляться за жизнь. Больница деморализует и убивает. По­этому многие предпочитают умирать в своей собственной постели. Стэникэ немедленно поддержал эту теорию, хотя нежелание Аглае поместить Костаке в санаторий только что вызывало у него раздражение.

— Браво, Василиад! Я и не знал, что ты философ! Ты совершенно прав. Ты наш домашний врач, опытный, пони­мающий. Как будто университетские профессора знают больше, чем написано в книгах! Медицина—это практика, а не теория.

Про себя же Стэникэ подумал, что все-таки удобнее обыскивать комнаты, если старика не увезут. Так, у него будет предлог все время навещать этот дом. Поэтому, ког­да Олимпия, как обычно вялая и сонная, начала зевать и сказала: «Нам пора домой, а то мне спать хочется», — Стэникэ решительно запротестовал:

— Что? Оставить беспомощного больного на двух ма­лых детей? Есть ли у тебя голова на плечах, Олимпия? Это тяжелая болезнь, в любую минуту ему может стать плохо. А если он ночью сойдет с постели, упадет и разобьется? Наш долг оберегать его, охранять, потому что он наш дядя. И Василиада я прошу тоже остаться. Он ле­чащий врач, вы понимаете, мы ему за это платим.

— Остаюсь, остаюсь, — согласился Василиад.

Аглае не высказала никаких возражений. Командова­ние домом она взяла на себя, а ее служанка и Марина по­могали ей. В столовой снова накрыли стол, пригласили также Феликса и Отилию, но не очень настаивали, когда те отказались. Диваны стали кроватями, на полу в комна­тах расстелили тюфяки, и весь дом превратился в спальню. Стэникэ непременно хотел спать в гостиной, где стоял ко­мод, а Аглае — в столовой. Служанке Аглае приказала лечь при входе, у порога. Таким образом, после затянув­шегося ужина дом стал территорией, оккупированной Стэ­никэ, Олимпией, Аглае, Аурикой, Тити, доктором и слу­жанкой, так что никто не мог проникнуть сюда, минуя ко­го-нибудь из них. Лампы не потушили, а только немного привернули фитили. Вскоре все погрузились в глубокий сон и дом наполнился храпом. Не спал один Стэникэ. Он побродил по двору, внимательно осматривая все, обошел комнаты, а потом заперся на ключ в гостиной. Опустив­шись на четвереньки, он принялся заглядывать под мебель, исследуя каждое кресло и диван, ощупывая их в надежде, не зашуршит ли там что-нибудь. Он поворачивал карти­ны, простукивал доски, открывал даже печные дверцы и, не найдя ничего, принялся ковырять сложенной вдвое про­волокой, которую припас заранее, в замках ящиков комода. Но язычки внутри замков были длинные и хорошо прижи­мались пружинами, так что все усилия Стэникэ оказались напрасными. Раздосадованный, он снял ботинки, лег на ма­трац, брошенный прямо на пол, и почти мгновенно заснул.