Феликсу удалось убедить Отилию, что лучше всего лечь спать: ей нужно отдохнуть, чтобы завтра она смогла ухаживать за дядей Костаке. Он даже уговорил ее поесть, не выходя из комнаты, а не довольствоваться одним шоколадом. Сам он обещал спать одетым, чтобы быть готовым к любой неожиданности. Выйдя во двор часов около одиннадцати, он столкнулся нос к носу с Вейсманом. Тот поздно вернулся домой, узнал о приглашении Феликса и поспешил к нему, даже не спросив, зачем его звали. Слабый свет во всех комнатах удивил его, и он раздумывал, стоит ли ему входить и через какую дверь. Феликс коротко рассказал ему о случившемся, сообщил о диагнозе и советах Стратулата и высказал свое негодование по поводу того, что остальные родственники, занятые только самими собой, не выполнили ни одного предписания врача. Вейсман попросил две леи, исчез, вернулся через десять минут и предложил Феликсу подняться наверх. Они прошли через столовую, где с присвистом храпела Аглае, а Олимпия вторила ей, и направились к спальне Костаке. Войдя, они увидели, что старику удалось сползти с постели и теперь он пытается выбраться из комнаты, в то время как Марина, оставленная присматривать за ним, спит как убитая, сидя на стуле.
— Куда вы хотите идти? — спросил Вейсман. — Это нехорошо.
— Я хо-хочу лежать в столовой, — недовольно ответил старик, — я хочу им сказать... Что здесь, ночлежка?
— Подождите, поговорите с нами, — весело сказал Вейсман. — А я-то зачем пришел? — и он осторожно подтолкнул дядюшку Костаке к кровати, на которую тот и опустился со звоном, потому что все время держал пса мышкой жестянку с деньгами, а в руке ключи.
— Да положите вы эту жестянку, прошу вас! — настаивал студент.
Дядюшка Костаке вопрошающе посмотрел на Феликса, потом, послушавшись, засунул жестянку глубоко под подушку, а ключи привязал к поясу.
— Вот это мне нравится, когда меня слушают! — сказал Вейсман.—Я пришел, чтобы вас немножко полечить, чтобы выполнить указания доктора. Завтра, если будете умным, сможете идти пьянствовать!
— Хе-хе! — развеселившись, засмеялся Костаке, раскрывая щербатый рот.
Студенты опять положили на голову старику пузырь со льдом, потом Вейсман, стянув с него толстые чулки, поставил ему на ступни горчичники. От них Костаке стало щекотно, и это привело его в хорошее расположение духа.
Феликса удивило то возбуждение, которое охватило старика, и его болтливость.
— В подобных случаях, — пояснил Вейсман, уверенный в том, что старик не поймет, — наблюдается некоторая эйфория!
— А уколов мне не будете делать? — спросил вдруг дядюшка Костаке.
— Зачем вам делать уколы, раз они не нужны? У меня даже шприца нет!
— Если тебе нужен шприц, — сказал старик, прикрывая глаза, — я дешево продам.
Студенты рассмеялись. Феликс в глубине души был доволен этим проявлением жадности: это свидетельствовало о том, что умственные способности старика не нарушены, и предвещало, на радость Отилии, его скорое выздоровление. Все попытки уговорить Костаке уснуть ни к чему не привели. Обычно такой замкнутый, он вдруг обрел вкус к разговорам. Двум юношам, сидевшим на стульях по обе стороны кровати с огромными деревянными спинками, он поведал о своей молодости. Сейчас язык у него, казалось, был лучше подвешен, чем обычно.