Загадка Отилии

— Я подразумеваю, что так происходит с обычными людьми. Однако есть люди, занятые умственной деятель­ностью, которые творят и которых мы можем освободить от бремени семьи.

— Это верно и неверно. Мы говорим о нормальной семье — основе нашей родины.

— Тогда, — сочувственно проговорил Паскалопол,— я с вами согласен.

— Видишь, доамна? — обратился Стэникэ к Олим­пии.— Делай выводы!

— Что это за серьезные разногласия между вами? — с улыбкой спросил помещик.

— Принципиальные разногласия, подрывающие сущ­ность самого супружества. Олимпия не желает рожать.

— Возможно ли это, доамна? — с ироническим упре­ком обратился Паскалопол к Олимпии.

— Настоящий бойкот! Саботаж дела увеличения на­ции! Я все прекрасно понимаю. Когда она родила Релу, я сказал «браво», я был рад. Но он умер, я не могу его воскресить. Роди другого, роди еще двух, роди деся­терых, каждый год рожай по ребенку, потому что это обязанность женщины. Я свои обязанности выполняю.

— Да замолчи ты, Стэникэ, оставь свои глупости,— напустилась на него Аглае, — ведь здесь молодые де­вушки. И чего тебе приспичило теперь заводить детей! Видно, денег у тебя много.

Стэникэ вскипел.

— Приспичило, потому что я чувствительный человек, у меня особая приверженность к семье, которую я унасле­довал от родителей. Я хочу, чтобы у меня был полон дом детей, хочу слышать, как они шумят, хочу обеспечить себе бессмертие в потомстве, хочу, чтобы кто-нибудь и дальше носил фамилию Рациу.

— Ну а от Олимпии чего ты хочешь? Разве это ее вина? Ведь она родила один раз ребенка. Я бы тебе ска­зала кое-что, да стыдно перед этой молодежью.

— Это клевета, которая меня не затрагивает, — про­тестовал Стэникэ. — Наш род самый плодовитый. Здесь кроется не что иное, как злонамеренность.

Олимпии все это надоело, и она зевала, не глядя на мужа, слова которого никогда не принимала всерьез. Однако и она не выдержала:

— Не кричи ты так громко, голова болит!

Наконец Стэникэ утихомирился и занялся игрой.

Аурика, с развязным видом зажав в зубах сигарету, раз­глядывала свои карты. Костаке не хотел доставать день­ги, обещая немедленно выложить их, когда это будет нуж­но. Шаря в кармане, Паскалопол вынул платок. В это время послышался звон упавшей монеты. Дядя Костаке как ошпаренный вскочил первым и начал искать под сто­лом. Аурика нашла монету (это были две леи) и протя­нула Паскалополу, который, как она поняла, уронил ее. Но дядя Костаке сделал испуганные глаза и протянул руку:

— Э-это моя... Это я уронил. Дай сюда!

Аурика застыла в недоумении, остальные молча сле­дили за этой странной сценой. В конце концов Паскало­пол спокойно сказал:

— Это не моя. У меня в кармане не было ни одной мо­неты. Я держу деньги в портмоне. Вероятно, она выпала у Костаке.

Старик схватил монету и, просияв, спрятал ее в кар­ман, не пожелав даже положить ее на кон.

Во время игры, как и обычно, болтали о всякой вся­чине. Аглае, заметив, что Тити стоит неподвижно в стороне, намеренно громко спросила его:

— Чего ты стоишь, как статуя? Сыграл бы лучше на скрипке.

Тити заявил, что так ему хорошо, а то он что-то за­скучал. Он стоял около шкафа и после замечания матери, упрекнувшей его в неподвижности, принялся слегка рас­качиваться.

Не знаю, в кого пошел этот ребенок, — говорила Аглае. — Бог наделил его талантами: он и рисует и играет, только какой-то вялый, нет у него решительности. Будь у меня состояние побольше, я бы не так об этом жа­лела. Вот и Аурика такая же!

Зашел разговор о музыке, потому что Паскалопол спросил, что играет Тити. Аглае метала громы и молнии против классической музыки, в которой она ровно ничего не понимала, и утверждала, что ей нравится, когда в игре чувствуется «национальная душа». Угадав, что задевает чувствительную струнку, помещик переменил разговор, но избежать расспросов ему так и не удалось. Аурика поин­тересовалась, почему он до сих пор не женился.

— Потому и остаются бедные девушки незамуж­ними,— заявила она с грустным видом, — что вы эгоисты и предпочитаете развлекаться с женщинами вроде Джорджеты, чтобы не иметь никаких забот. Вот я тоже стану та­кой, как Джорджета.

— Это трудно, — иронически заметил Стзникэ. — Такой, как Джорджета, ты никогда не будешь.

— Почему же это? — спросила Аурика, которую задели его слова.

Стэникэ пояснил, подмигивая Паскалополу:

— Потому что для этого нужно такой родиться, быть естественной. А ты из благородной семьи, честность у тебя на лице написана. Ты только и можешь быть, что хо­рошей женой.

— Это правда! — призналась Аурика, бросив карты, и вся затряслась от судорожных рыданий.