Загадка Отилии

— Тс-с! — прижал палец к губам Симион. — Надо остерегаться врагов. Для того чтобы сломить всякое со­противление нашему делу, понадобятся большие капиталы. Но у меня есть деньги! Там, в саду, я зарыл огромный клад. Боюсь только, что дерево всосет его в себя. Если хочешь денег, я дам тебе сколько угодно!

И Симион, уронив на землю тетрадь, стал рыться в кармане. Снова донесся крик Аглае.

— Идите, вас зовут к столу, — решительно сказал Фе­ликс.— Я с интересом прочту ваше произведение.

— Да? — обрадовался Симион. — Я пойду поем, мне необходимо усиленное питание.

«Но ведь он совершенно безумен!» — сказал себе Фе­ликс после ухода Симиона и поднял с земли тетрадь. Ему не хотелось обо всем этом раздумывать, и он решил, что Симион, вероятно, всегда был подвержен приступам поме­шательства, раз все относятся к нему с таким презрением. В это время из города вернулся дядя Костаке, а немного погодя пришел и Стэникэ. «Этот Стэникэ каждый день толчется здесь, как будто у него нет своего дома, — раз­мышлял Феликс. — Уж наверное, делает это с какой-ни­будь целью». Он вошел в столовую, где сидели дядя Ко­стаке и Стэникэ. Адвокат прикинулся, что изнемогает от усталости, и попросил дать ему чего-нибудь закусить.

— Кажется, я проигрываю процесс! Вот чем все это кончится.

— Какой процесс? — поинтересовался дядя Костаке.

Лучше не спрашивайте, — ответил Стэникэ и раз­разился гневной речью. — Дело простое, ясное, тут и дитя малое поняло бы, на чьей стороне правда. И все-таки я проиграю процесс. Проиграю потому, что таковы люди, а заручки у меня нет. Талант, документы — всего этого недостаточно. Необходимо напугать суд, показать ему, что у тебя есть связи в политическом мире! Я поздравляю вас, — бросил Стэникэ Феликсу, — вы изучаете медицину. Там режешь, пишешь рецепты и ни в ком не нужда­ешься!

— Что же это за процесс? — с любопытством спросил дядя Костаке.

— Вот как обстоит дело, — повернулся к нему Стэ­никэ. — Один пожилой состоятельный человек не имел близкой родни и воспитывал ребенка, не усыновляя его. Он завещал ему все состояние, не забыв оставить неболь­шие суммы и всем дальним родственникам, чтобы не воз­никло никаких разговоров. Завещание в полном порядке. Я вас спрашиваю: имеет человек право оставить свое иму­щество тому, кому хочет, или нет?

— И-и-имеет! — заикаясь, сказал заинтригованный дядя Костаке.

— Вот тут-то вы и ошибаетесь! По здравому смыслу выходит, что имеет, а на деле — нет. Не успел старик целая куча людей, которые выдают себя за его дальнюю родню. Они заявили, что покойный, когда составлял завещание, не был в здравом уме. Этого мало! Они добились того, что последняя воля старика признана недействительной, и ре­бенок очутился на улице. Я помогал ему, кормил его, на­деясь, что выиграю процесс. Как бы не так!

— Что? Я не имею права оставить кому хочу свое состояние? — распетушился дядя Костаке.

— Нет, — с подчеркнутым хладнокровием сказал Стэникэ.

— Это мошенничество! — вспылил Костаке.

— Вы абсолютно правы. Но так случается с теми, у кого нет головы на плечах. А старик, о котором я вам говорю, был глуп и не послушался меня.

— А как, по-вашему, надо было поступить? — спросил более доверчиво дядя Костаке.

— Как надо было поступить? Я при жизни дал бы ребенку кое-что — и конец. Раз у тебя нет семьи, то, пока ты жив, никто не потребует отчета, как ты распоряжаешься своим имуществом.

— Конечно! — согласился дядя Костаке.

— А так что получилось? Противная партия подку­пила слуг и лечащего врача и добыла свидетельство, что старик проявлял признаки душевного расстройства задолго до того, как составил завещание, что он бил прислугу, без всякой причины выгонял родственников. Да еще при­несли из дома большое количество икон, которые старик унаследовал от родителей, и повели разговор о том, что он впал в религиозное помешательство и тратил деньги на акафисты.

— Негодяи! — пришел в ярость дядя Костаке.

— Они до того обнаглели, что объявили, будто старик не умел писать. Понимаете? А все завещание, от начала до конца, написано рукой покойного! И верх невезения вот в чем: хотя я своими глазами видел, когда старик был жив, как он писал, я не могу ничем этого доказать. Из дома растащили все вещи, а его письма родственники не хотят показывать. К тому же старик нигде не служил, так что я и не знаю, где достать доказательства. Он был ком­мерсант, родом из Македонии. Те люди, с которыми он имел дела, не пожелали мне ничего сказать: они боялись, что их привлекут как свидетелей, а может быть, их под­купили. Старик писал не слишком много, он заключал свои сделки большей частью на словах. Ну вот, научите меня, что делать?

— У мальчика все права, — возбужденно сказал Ко­стаке. — Существует завещание!

— Существует, черта с два! — уныло ответил Стэникэ. — Оно гроша ломаного не стоит, понятно вам? Все в один голос заявляют, что старик не умел писать, а я располагаю только одним-единственным документом, напи­санным его рукой, — завещанием. Ничего сделать нельзя. Дайте мне самое великолепное завещание, и я его опро­тестую.