Стэникэ, разжигая негодование дяди Костаке, еще некоторое время распространялся на эту тему, затем выпил несколько рюмок водки, закусил маслинами и, внезапно вспомнив, что его ждет Аглае, поспешил к двери. С порога он крикнул дяде Костаке:
Послушайтесь меня! Не делайте завещания. Когда понадобится, позовите меня, я научу вас всем нашим адвокатским уловкам.
После обеда Феликс, соскучившись, решил отправиться к Джорджете. Он поднялся по лестнице и позвонил, но тотчас же, словно раскаявшись, невольно отстранился от двери. Зачем он сюда пришел, как оправдать подобный визит? Он сознавал, что эта девушка куртизанка, однако, судя по кварталу и великолепному дому, где она жила, она была не из тех, к кому всегда можно смело постучаться. Он уже хотел сбежать вниз по лестнице, когда дверь приотворилась и в нее осторожно высунула голову сама Джорджета.
— Ах! Это вы? Как я напугалась! Входите! Феликс заметил, что девушка не причесана и одета весьма небрежно — в накинутом наспех пеньюаре, в туфлях на босу ногу. Джорджета объяснила, что отпустила служанку в город, а сама проспала до позднего часа, потому что вернулась домой на рассвете.
Она пригласила Феликса в маленькую гостиную, и он отметил, что ее квартира, над убранством которой работал один декоратор, выглядела очень прилично. Очевидно, девушка получала значительное содержание.
— Знаете, — сказала она, положив руку ему на плечо, — я очень рада, что вы пришли. Мне говорил о вас Стэникэ.
— Да? — нахмурившись, спросил Феликс.
Девушка смешалась, опустила руку и сдержанно ответила:
— Он не говорил про вас ничего плохого. Наоборот, сказал, что вы будете самым великим врачом, что вас уже и сейчас знают в Париже, где вы опубликовали книгу или что-то в этом роде, что вы поедете за границу — вас посылает университет.
Феликс узнал обычную манеру Стэникэ делать из мухи слона, но после холодного равнодушия, которое ему пришлось столько раз испытать, почувствовал к нему признательность за эти преувеличения.
— Он мне рассказал и кое-что другое! — засмеялась Джорджета, усаживаясь на другой конец софы, на которой сидел Феликс. — Он мне сказал, что вы — покоритель женских сердец, что у вас есть прекрасная возлюбленная, Отилия, но вы ее прогнали, потому что не хотите портить себе карьеру. Зачем вы это сделали?
Феликс побледнел.
— Какой негодяй! Но это ложь. У меня нет никакой возлюбленной! Она моя кузина и уехала в имение к... к дяде.
— К Паскалополу, да? Я как-то познакомилась с ним. Он очень элегантный и симпатичный мужчина.
Феликс потупился, не понимая, смеется ли над ним Джорджета или в самом деле верит, что Паскалопол их дядя, и в глубине души яростно выругал Стэникэ.
— Я не хотела вас огорчить, — сказала Джорджета, видя, что он насупился. — Я только повторила то, что говорил Стэникэ. Мне хорошо известно, какой он болтун.
Джорджета снова попыталась завоевать доверие Феликса. Она взяла его за лацканы пиджака, точно ее беспокоило, хорошо ли они отглажены, и ее волосы оказались у самого лица юноши. Потом спросила, желая вызвать его на откровенность:
— Скажите мне правду, домнишоара Отилия красива? Вы ее очень любите?
Не привыкший делать такие признания, Феликс ответил только на первый вопрос:
— Очень красива!
— Я слышала о ней в консерватории, — сказала Джорджета. — Знаете, я тоже училась там почти два года. Впрочем, я пою, когда собирается общество, большей часто по ночам. Что поделаешь!
И она с извиняющимся видом пожала плечами. Она явно хотела сблизиться с Феликсом, заставить его немножко оттаять, не сомневаясь, что он пришел с определенными намерениями.
— Как вы молоды! — удивилась она и слегка погладила его по щеке, приоткрыв в улыбке ряд блестящих, как перламутр, зубов.
Феликс вспомнил об Отилии и вдруг почувствовал себя очень виноватым. Он инстинктивно поднес руку к щеке, словно для того, чтобы отстранить прикосновение девушки, и это слегка задело ее самолюбие. Она пожалела, что приписала Феликсу фривольные мысли, а сам Феликс все не мог решить, как ему следует себя вести. Девушка нравилась ему. Хотя манеры у нее были несколько вольные, держалась она как настоящая дама из общества, и в его сознании не укладывалось, что она куртизанка. Ему хотелось завоевать ее сердце и в то же время он боялся попасть в смешное положение, так как знал, что Джорджета, по выражению Стэникэ, «первоклассная девушка» — и ничто иное. Оба, чувствуя себя неуверенно, сконфузились. Джорджета спросила:
— Вы всегда так робки с женщинами? Но вы мне нравитесь, в вас есть что-то внушающее уважение. Когда вы станете доктором, с вами будут считаться.