Загадка Пьеро. Пьеро делла Франческа

Цитата, которую я только что привел, взята из «Венецианских надписей» Чиконьи. Чиконья же, в свою очередь, позаимствовал ее из рукописи (уже находившейся в распоряжении семьи Градениго и ныне хранящейся в библиотеке Марчиана) под заглавием «Хроника городских семейств венецианского происхождения». Она включает целый ряд известий о семействе Амади, по всей вероятности, собранных уже упоминавшимся Франческо Амади и уточненных его сыном Агостино[353]. К этой семье «палатинских графов» – читаем мы в «Хронике» – принадлежали «множество достойных и прославленных мужей – как в воинском деле, так и в словесности, а также облеченные церковными званиями, не считая тех, кто благодаря своим великим богатствам заслужил в отечестве честное имя и достоинство великих и замечательных граждан. Среди них числятся три кардинала Святой церкви, семь епископов, три аббата, двенадцать докторов и богословов, многие каноники, рыцари и графы как по владениям, так и по палатинскому званию». Рукопись дает нам имена трех кардиналов, открывающих список: Раиналдо, «выбранный епископом Фаэнцы в 947 году вместо Раиналдо Интельминелли, своего дяди, связанного с папским престолом при императоре Лотаре, наконец сделанного кардиналом с титулом Сант’Аквила и Приска папой Бонифацием VII в 975 году»; затем следует «Джованни, знаменитый доктор права», который «в последние годы своей жизни был избран епископом Венеции вместо Пауло Фоска в 1379 году, когда он находился при Императоре, вскоре после этого Урбан VI назначил его кардиналом Святой церкви с титулом [пустое пространство], свидетельство о чем находим у Пьетро Джустиниани в книге „Dell’Historie Venete“, не считая Платины и других авторов»; наконец, Даниэле, которого его «большой друг» папа Бенедикт XII сделал «священником кардиналом Санта Сабина вместе с Анджело Гуиддичони, также венецианцем, и другими, представлявшими восемь разных народов, все они после смерти Бенедикта были утверждены в кардинальском звании. Кардинал сей умер в 1402 году в Авиньоне…»[354]

Эти три кардинала – Раиналдо, Джованни и Даниэле Амади – как убедительно показал Чиконья, никогда не существовали[355]. Речь идет о выдумке, порожденной расчетливой стратегией продвижения по социальной лестнице. Представители Амади, семейства, которое в уже упоминавшейся «Хронике» изображено как палатинские графы древнего баварского происхождения, приехавшие в Италию вслед за Карлом Великим, на самом деле торговали сукном и жили в Лукке[356]. В 1570 году сын Франческо Амади Агостино просил о признании его статуса венецианского гражданина[357]. Однако семейство претендовало на большее:

Если бы они жили в Венеции, – сказано в «Хронике», – то в 1297 году остались бы в Совете; однако они торговали во Франции и Англии, и семья не вошла в венецианский Совет. Если бы не умерли Марко и Николо, то, без сомнения, они оказались бы в Совете, и тогда она [то есть семья] обрела бы привилегию венецианской знати. Да и без нее она всегда имела хорошую репутацию и всегда они брали жен и отдавали дочерей за благородных, и всегда были богаты, числили среди себя кардиналов, и венецианских и иных епископов, и прочих прелатов и вели обширную торговлю; и имели они в своем владении несчетное множество своих собственных судов, и великое число строений и угодий[358].

Таким образом, в центре семейной легенды Амади располагалась похвала тому факту, что «они числили среди себя трех кардиналов». Если, что возможно, начало этой легенды восходит к середине XV века, то Джироламо Амади благосклонно принял бы предложение (которое могло исходить только от Пьеро) изобразить его в момент передачи св. Иерониму кардинальской ленты.

Иконографическая аномалия «Св. Иеронима и донатора» появилась в результате совмещения и переплетения трех элементов: социальных амбиций купеческой семьи, гуманистической критики средневековой агиографической легенды, формального и повествовательного изобретения, столь дорогого Пьеро. Единственным достоверным элементом из трех является последний. Изобретение, о котором я говорю, присутствует уже в «Крещении Христа», ныне хранящемся в Лондоне (ил. 1). Майкл Баксендолл тонко подметил, что розовая лента, положенная на плечо стоящего справа ангела, – это одеяние Христа[359]. Это тот же самый ярко розовый цвет облачения Христа в Борго Сансеполькро[360].