Загадка тайного послания

Он выглядел как бы обиженным, будто Мортон предположил, что конверт там не мог находиться; на самом деле, Мортон видел, что маленький конверт можно было свободно подсунуть, где он почти полностью прикрывался широкой рамкой.

– Странно, что никто в магазине его не нашёл.

– Я тоже об этом подумал! Да, да. Но они не нашли. Если бы они нашли его – его бы там не было, да? Он так и стоял, уставившись на Мортона своими больными глазами, держа миниатюру в обеих руках, и вдруг произнёс, как будто до него только что дошло, – Не хотите присесть?

Мортон выбрал мягкий стул с потёртой красной обивкой. Он положил шляпу на пол рядом с ним. Повесив картину на место, Корвуд сел на край прямого стула. Он сказал:

– Мне не следовало пересылать конверт вам, да?

– Нет, конечно, следовало.

– Оно было адресовано вам.

– Конечно. Но вы его не вскрывали.

– Нет, что вы! Прозвучало, как стон от боли. – Нет, клянусь, я не вскрывал!

– Я вовсе не имел в виду, что вы вскрывали. Я просто хотел узнать, может вы в курсе, что там в нем.

– Нет!

Мортон испугался, что молодой человек вот-вот заплачет. Он стал мягче.

– Можно, я задам вам вопрос?

– Да. Конечно. Хотите чаю? Кофе? Корвуд рассеянно оглянулся. – Мой слуга вышел.

– Дата на вашем письме говорит о том, что оно написано несколько недель назад. Сколько времени у вас эта картина?

– Ну, сейчас посчитаю – я приехал в Лондон двенадцатого. Он неожиданно и необъяснимо засмеялся. – Славное двенадцатое.[23] Вы охотитесь? Раньше я часто практиковал. Сейчас уже не могу – звук выстрелов меня нервирует.

До Мортона медленно дошло: двенадцатого августа – открытие сезона охоты на гусей, весьма знаменательное событие в жизни охотников-спортсменов. Он ждал продолжения от молодого человека; и когда этого не последовало, он тихо проговорил:

– Итак, вы приехали в Лондон двенадцатого августа…

– Да.

– И купили картину? Я имею в виду, через какое время после того вы купили картину?

– Ну. Дата должна быть на счёте. Если он у меня ещё остался. Они могли бы сказать вам в магазине. В пассаже. Это было – ну, не так давно.

– Сегодня двадцать шестое сентября. Вы отправили мне своё письмо и конверт двадцать девятого августа.

– Ну.

– Итак, это было вскоре после того, как вы купили картину.

– Да, я обнаружил его, когда вешал картину. Я имел в виду, когда мой слуга вешал ее. Он-то и привлёк моё внимание к конверту. Я положил его в свой конверт и написал вам свою глупую записку в тот же день.

– Миниатюра Грейгарс! Он истерично засмеялся.

– Осел.

Мортон подождал несколько секунд, пока тот успокоится.

– Письмо внутри конверта датировано более двух месяцев назад.

– И о чём это говорит?

– Оно, должно быть, находилось сзади на картине – или где-то ещё – несколько недель, прежде чем вы его обнаружили.

– Я был на войне.

Это означало в Южной Африке – война против буров,[24] война, которая продолжалась очень долго и которая достигла той порочной стадии, когда английская армия стала строить концлагеря. Возможно это и объясняет странность Давид Корвуда. Мортон уже видел молодых людей в таком состоянии после Гражданской войны, молодых людей, которые уже никогда не станут прежними, молодых людей, чьи жизни были искалечены войной.

– Вы в отпуске? – спросил он.

– Нет, я был… я освобождён от военной службы по состоянию здоровья.

Вы доходите до какого-то предела и тогда продолжать не стоит. От вас уже мало пользы. Собеседники тебе больше не доверяют.

– Я участвовал в американской Гражданской войне – промолвил Мортон, желая сгладить напряжение.

– Тогда вы понимаете.

– Немного, пожалуй.

– Тогда вы это видели. Вы видели их. Его лицо болезненно дёрнулось. – Мальчишки. Мужчины, главы семьи. Мой сержант сказал, что мы их выбьем. Так он им сказал. Потом его убили. Правая часть его рта задёргалась в тике. – Они обстреляли нас из артиллерии. Из наших собственных пушек. Наши линии были разорваны. Я послал связного в тыл – мальчишку, одного из моего подразделения, ему было восемнадцать, потом от него остался лишь мундир, ну, понимаете, и одна нога. Милый парень. Из Ланкашира. Я отвёл подразделение назад. Вопреки приказам. При расследовании я так и сказал. Почему они должны умирать вот так, от своих же пушек? Ведь это же неправильно, мистер – Мортон? Ведь так?

Мортон покачал головой.

– Я в медицинском отпуске. Сторона лица Корвуда снова дёрнулась вниз. – Но они собираются судить меня военным судом «За отступление».

Солдат в Мортоне хотел было решительно его осудить; но с другой стороны, его прежнее я говорило – ещё ничего не доказано.

– Все так плохо?

Корвуд снова едва улыбнулся ему.

– Они уволят меня со службы за недостойную провинность.

– Война вам снится?

– Да.

– И вы помните все имена…

– Да, да…

– Вы не ходите выходить из дома.

– Нет – он произнёс это едва слышно.

– Мне не следовало вас беспокоить.

– Я рад, что вы пришли. Корвуд закрыл лицо руками, затем выпрямился, сидя.

– Боюсь, вы можете принять меня за умственно отсталого.

Мортон встал:

– Спасибо за вашу помощь.

– Я подумал, может быть, я что-то мог бы…