Этамп, средневекового облика городок, полный архитектурных достопримечательностей, среди которых выделялась развалины башни Людовика Толстого начала двенадцатого века, лежал верстах в пятидесяти от Парижа. В Этампе они переночевали, а с утра, отказавшись от завтрака и прихватив вместо этого с собой корзину с разнообразной снедью и полудюжиной бутылок кислого божоле с виноградников долины Луары, отправились дальше, в сторону Орлеана.
– Тогда, может, в Орлеане пересядем на поезд? – предложил Семёнов. – Виды, конечно, видами, но что-то надоело трястись в двуколке. Душа и афедрон, извините за мой французский, требуют комфорта.
– Афедрон – это по латыни. – ответил, подумав, Яша. – А насчёт поезда, то тут вы, пожалуй, вы правы. От Орлеана до Тулузы без малого пятьсот шестьдесят вёрст – сядем на вечерний экспресс к полудню следующего дня будем на месте. Только сойти придётся не доезжая до конечной станции – скажем, в Монтабане. Там наймём экипаж и к темноте будем в самой Тулузе.
– Дуете на воду, Яков Моисеевич? – усмехнулся Семёнов. – Нет-нет, я только "за". А вот дальше, уже в Тулузе, чем займёмся?
– Для начала, дождёмся Ярослава с его молодцами. У него, надеюсь, будут новости от мадемуазель Алисы, да и телеграф никто не отменял. Осмотримся на месте, решим. Я так думаю, надо искать следы вашей пассии… простите, мадам Берты. Особа она яркая, приметная, не то, что шаромыжник Прохазка. Тулуза, конечно, город немаленький, но если она там побывала – наверняка успела наследить. Начнём с гостиниц и пансионов – путешествует она с комфортом, а значит, в деревенском трактире, как мы с вами, останавливаться не будет. На вокзалах невредно поспрашивать, особенно носильщиков – эта публика всё примечает, а багаж у этой дамочки немаленький, одних шляпных картонок, небось, не меньше полудюжины…
Олег Иванович скептически покачал головой. Год назад, во время их африканских странствий Берта, подобно прочим членам экспедиции, довольствовалась саквояжем, портпледом и карабином Holland & Holland. Этот карабин да небольшое, в серебряной оправе, зеркальце, по сути, и были единственными предметами роскоши, которые она себе позволяла. Впрочем, Франция и саванна между озёрами Виктория и Альберта – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Пожалуй, Яша прав: богатая, аристократического облика, путешественница не может обойтись без обширной поклажи. Вот по ней и будем её искать, если никак иначе не получится.
Рыжий мерин мотнул башкой и сделал попытку свернуть к обочине, где зеленели свежей зеленью кусты акации. Олег Иванович строго прикрикнул на чистом французском «Н-но, балуй, холера!» и щёлкнул кнутом. Разочарованная скотинка презрительно фыркнула и вернулась на прежнюю траекторию, и Олег Иванович, поёрзал, устраивая поудобнее свой многострадальный зад на жёсткой скамейке.
Как там пел Боярский в "Человеке с бульвара Капуцинов"?
– Нет, меня меня позвали не сразу. Сначала возле раскопа началась какая-то возня, послышались крики. Туда побежал этот азиат, топограф экспедиции, и только потом подоспел Жиль, мой стюард, и сообщил, что они там что-то нашли.
Берта сделала глоток воды из высокого стеклянного бокала – она не прикасалась к спиртному до вечера, не делая исключения даже для лёгких столовых вин, которыми здесь, в Провансе запивали любые блюда.
– Как я уже говорила, раскопки вели в недрах невысокого земляного холма посреди джунглей. Тоннель, ведущий вглубь, заканчивался проходом высотой примерно в человеческий рост. Я вошла – и оказалась в небольшом, куполообразной формы, зале, стены которого были словно отлиты из какой-то полупрозрачной стекловидной массы мутно-зелёного цвета. Мсье Семёнов возился у стены, ковыряя этот материал ножом и что-то бурча по-русски. В середине зала имелся невысокий постамент, словно отлитый из того же самого материала, из которого состояли стены. А на постаменте…
Она выдержала недлинную паузу.
– …на постаменте стояла скульптура примерно шести футов высотой из чего-то вроде стекла или хрусталя густо-аметистового оттенка. На первый взгляд это была человеческая фигура в ниспадающих одеждах до самых пят. Лица видно не было – голову скрывал капюшон, и фиолетовая тьма под ним была особенно глубокой и непроницаемой. Руки фигуры были раскинуты в стороны, и я не сразу заметила, что на руках её было по четыре, а не по пять пальцев – длинных, тонких, такие пошли бы профессиональному скрипачу или пианисту.
– Отсюда и этот идиотский термин, "тетрадигитус"? – сварливо осведомился МакГрегор. Уэскотт с досадой покосился на шотландца.