Загадка воскресшей царевны

Чем больше пройдет времени, тем больше вероятности, что черты подлинной Анастасии будут забыты ее родственниками. С другой стороны, чем больше пройдет времени, тем меньше решимости останется у самозванки, чтобы продолжать играть свою роль.

Рядом с ней должен постоянно находиться человек, который будет помогать ей выбираться из скользких ситуаций, подсказывать, как действовать, ободрять в тяжелые минуты.

Сергей Дмитриевич очень надеялся на приезд и помощь своей двоюродной племянницы, сестры Глеба, Татьяны Боткиной, которая носила теперь фамилию Мельник. Однако и Татьяна его подвела. Она застряла в Ницце – слегла с приступом желчно-каменной болезни, перенесла операцию в русской клинике для эмигрантов и настолько озаботилась своим здоровьем и делами семейными, что ей не было никакого дела до того замысла, который родился у ее родственника Сергея Дмитриевича Боткина и который, по его словам, сулил семье златые горы.

В златые горы Татьяна уже давно перестала верить.

Столкнувшись лицом к лицу с нищетой, которая была непременной спутницей почти всех эмигрантов, Татьяна не хотела выздоравливать, не хотела из госпиталя в Ницце возвращаться в Рив-сюр-Фюр близ Гренобля в маленькую квартирку без удобств, где ее ждали две дочери и муж, Константин Мельник, бывший офицер, который трудился простым рабочим на местной бумажной фабрике. В Рив-сюр-Фюр Татьяна давала уроки русского, немецкого и английского языков, чтобы пополнить скудный семейный бюджет. И, с трудом придя в себя после операции, она решила сначала как следует восстановить здоровье, прежде чем ввязаться в авантюру, которую задумал Боткин.

Сергей Дмитриевич отчаянно нуждался в помощниках! Пока ему не везло. Он никак не мог найти подходящего человека, который мог бы оказаться рядом с мнимой Анастасией и поддерживать ее готовность участвовать в его замысле. Грандиозная интрига, которая могла бы стать интригой века, оказалась под угрозой.

И прошло немало времени, прежде чем Боткин смог дать понять своей подопечной, что ей настала пора выходить на сцену.

Берлин, 1920 год

Анатолий Башилов медленно, словно нехотя, вышел из ворот больницы, не замечая пробудившейся весны: все еще страдающий от боли; чрезвычайно удрученный историей, в которую попал; обеспокоенный потерей работы в столовой для русских, где служил грузчиком, потерей комнаты, из которой его выгнали за неуплату… Едва придя в сознание, Анатолий написал квартирной хозяйке, что оказался в больнице, а потому просит ее повременить с оплатой, но та прислала ответное письмо, что на комнату нашелся другой, более платежеспособный жилец, поэтому она собрала все пожитки герра Башилова в ящик (у полунищего русского даже чемодана не было – только армейский сундучок, который хозяйка презрительно называла ящиком!) и сдала в камеру хранения потерянных вещей при ближайшем полицейском отделении, где герр Башилов может его и получить, но не раньше, чем внесет деньги за прошлый месяц. Тогда хозяйка выдаст ему квитанцию на ящик.

Самих по себе этих неприятностей было довольно, чтобы испортить настроение даже очень беззаботному существу, а жизнь Анатолия и без того состояла из одних забот. Поэтому он покидал Элизабет-кранкенхауз угрюмо, не глядя по сторонам, так и не узнав, что все это время находился совсем рядом с той, о встрече с которой мечтал все дни пребывания в больнице, не зная, как ее отыскать; об участи которой не имел ни малейшего представления.

И это буквально сводило его с ума, надрывало душу!

Но прежде чем искать утешения душе и уму, предстояло позаботиться о бренном теле. Правда, Анатолий не был уверен, что это самое тело стоит его забот. Он находился в таком упадническом, таком подавленном состоянии, что первым делом дошел до Постдамского моста и постоял над водой Ландвер-канала. Было общеизвестно, что глубина канала местами достигала двух метров, и этого было вполне достаточно, чтобы погрузиться с головой и утонуть, да вот беда – он толком не знал, где самое глубокое место, а тут, под мостом, вроде мелковато. К тому же, когда он лежал в больнице, ходили разговоры про какую-то девушку, которая пыталась утопиться, да не удалось: ее выловил полицейский сержант.

Анатолий представил, как его вылавливает полицейский сержант, и, передернувшись от отвращения, пошел с моста.

Сейчас надо было раздобыть денег, а раздобыть их было решительно негде, разве что у Клауса. Конечно, Клаус наверняка обижен, что Анатолий так надолго пропал – все-таки полтора месяца не подавал о себе вестей. Может быть, и ехать к нему не стоит – ничего не даст, да и неохота до омерзения…

Неохота, но деваться некуда!

В русскую амбулаторию Красного Креста на Мариенштрассе, 30, Анатолий уже пытался устроиться в самом начале своей берлинской жизни. Однако мест для недоучившегося студента-медика не нашлось: дипломированные врачи безуспешно старались устроиться хотя бы санитарами, сообщил ему доктор Леонид Аксенов, открывший эту амбулаторию и распоряжавшийся вакансиями.