Загадка воскресшей царевны

Впрочем, Сергей Дмитриевич Боткин ведь предупреждал Анну еще в самом начале, когда она только появилась в Берлине и они наспех набросали версию ее спасения: «Эти сказки о Перми придется забыть. Люди верят в зверский расстрел семьи в Екатеринбурге. Им так легче… Ведь если допустить, что кого-то оставили в живых, это все равно что допустить: большевики способны на великодушие».

«Какое великодушие?! – закричала тогда Анна. – Нас… то есть, я хочу сказать, их все равно собирались убить! И убили… после моего, то есть ее, бегства!»

«Во-первых, – холодно ответил Боткин, – это лишняя путаница фактов. А во-вторых, вы сами говорите: их убили после побега Анастасии. Кто знает, может быть, они остались бы живы, если бы Анастасия не исчезла из Перми».

Вспоминать об этом спокойно Анна не могла.

Ведь все сорвалось только потому, что Гайковский не смог вернуть ее к остальным! И в этом виноват был не он, а только она. Она одна!

Если бы она тогда не закричала, когда на нее навалился Ванька Петухов… если бы не закричала, что она великая княжна…

Думать об этом было нестерпимо. Поэтому Анна предпочла согласиться с Боткиным: лишняя путаница ни к чему!

С этой мыслью ей было легче существовать.

Она вернулась к чтению:

«Чайковский отказался участвовать в расстреле. И обо всем, что случилось потом, ему рассказал Медведев[80]. Тот говорил: „Когда начали стрелять, горничная заметалась по комнате, прикрываясь подушкой. Пули, предназначавшиеся ей, увязли в пуху. Выстрелы смолкли, и она воскликнула: „Слава Богу! Меня Бог спас!“ Может быть, она думала, что ее помилуют? Ничего подобного. Ее добили штыком, всю грудь искололи, пока не умерла“.

Медведев слышал женский визг и стоны; видел, как упал Боткин, как у стены осел лакей и рухнул на колени повар. В пороховом дыму метнулась к закрытой двери женская фигура, непонятно, кто это был, и тут же повалилась, сраженная выстрелами Ермакова, который палил уже из второго „нагана“. Слышно было, как лязгали рикошетом пули от каменных стен; летела известковая пыль. В комнате ничего не было видно из-за дыма – стреляли уже по еле видным силуэтам в правом углу.

Наконец Юровский крикнул:

– Стой! Прекратить огонь!

Настала тишина. Стало слышно, как стонет легко раненный Алексей – он лежал на стуле. К нему подошел Юровский и выпустил три последние пули из своего „маузера“. Мальчик затих и медленно сполз на пол к ногам отца. Медведев с Ермаковым пощупали пульс у Николая – свергнутый император, весь изрешеченный пулями, был мертв. Все остальные были бездыханны».

«Так, – поняла Анна. – Это описание расстрела императора, наследника и тех слуг, которые остались с ними после того, как императрицу и великих княжон вывезли из Екатеринбурга. Это правдивая картина, оттого она так страшна, производит такое сильное впечатление. Ну а теперь посмотрим, как Татьяна описала мое „чудесное спасение“. То есть не мое, а великой княжны… но ведь это то же самое!»