Загадка воскресшей царевны

Александр выскользнул из калитки и помчался по улице. Ему нужна была помощь, и существовал только один человек, который мог помочь. Брат Сергей. Чайковский нашел его и рассказал о том, что случилось. Тот чуть не рухнул там же, где стоял, услышав, что натворил Александр. Он нипочем не соглашался участвовать в этом ужасном деле.

Но Чайковский знал своего брата. Тот был очень жаден. Он мечтал разбогатеть.

– У нее вся одежда драгоценностями нашпигована, – прошептал Чайковский. – Вшито невесть сколько камушков. Не пожалеешь, если поможешь!

Сергей немедленно кивнул и бросился вслед за братом. Никто не обратил на них внимания. Они перенесли Анастасию в дом портного, который чинил одежду красноармейцев, а потому пользовался их полным доверием. Только управились, как вернулись красноармейцы от Ганиной Ямы, где жгли трупы казненных. Там исчезновение одного тела было обнаружено. Какой шум это подняло! Была устроена настоящая облава, кругом висели листовки с сообщением о побеге царской дочери, и тех, кто ее прятал, стращали самыми страшными карами. Чайковскому пришлось участвовать в облаве, а потому он заявил, что сам обыскал дом портного и никого не нашел. А там в это время лежала в постели Анастасия…

Спустя три дня Чайковский вернулся в город с телегой и увез великую княжну на свою семейную ферму, спрятав под снопами соломы».

Берлин, 1922 год

Таким же образом с таким же результатом прошел третий день, четвертый – и наконец те пять дней, которые Анатолий Башилов имел законное право провести в приюте на Фрёбельштрассе, подошли к концу.

Проведя шестой день в таких же бесплодных поисках работы, последним вечером Анатолий, едва волоча ноги, брел в сторону приюта, размышляя, удастся ли ему уговорить начальство позволить ему подписать еще одну «Подписку об уведомлении» и снова получить место на железной койке и миску похлебки или ему придется устроиться на ночь в каком-нибудь темном уличном закоулке. Вдруг рядом раздался визг тормозов. Анатолий шарахнулся в сторону, испугавшись, что снова задумался на переходе – в последнее время с ним такое случалось настолько часто, что он и сам не смог бы ответить на вопрос: а не нарочно ли он это делает? Не ищет ли смерти, которая решила бы все его проблемы?

Чего греха таить, приходила ему иной раз такая мысль… но тогда он вспоминал стенд с фотографиями неопознанных трупов, на котором он два года назад увидел фотографию Анны. Уж очень страшны были эти снимки, и Анатолий откладывал столь радикальное и бессмысленное решение своей судьбы на потом.

Итак, он шарахнулся от резко затормозившего автомобиля, как вдруг дверца его распахнулась и из нее резво выкатился лысый толстяк в желтом костюме и желтых ботинках – весь настолько весенний и цветущий, что Анатолию показалось, будто вокруг внезапно разнесся запах акации, которую он видел один-единственный раз в жизни – в Крыму, в Ялте, в 19-м году, когда стоял под цветущим деревом и ждал, что его сейчас расстреляют. И было так невыносимо странно умирать под этим прекрасным, благоухающим деревом, что Анатолий с каким-то даже недоумением смотрел на тех людей, которые собирались его убить.

С тех пор этот аромат его и пугал, и радовал – все же тогда он остался жив!

– Анатоль! – заорал в эту минуту толстяк. – Мой Анатоль! Неужели это ты?!

– Клаус? – ошеломленно пролепетал тот, слишком растерянный и измученный, чтобы гордо отвернуться и уйти.

Мелькнула мысль – может быть, удастся разжиться у Клауса хотя бы небольшими деньгами и поесть наконец досыта?

Между тем Клаус бросился ему на грудь, едва не сбив с ног, и затрясся в рыданиях.