Загадка XIV века

О причине такого предложения хроники не сообщают; единственное объяснение — это тревожное настроение Клиссона при переправе через Лис. Такая тревога для человека, который, не моргнув глазом, срубил пятнадцать голов, свидетельствовала о необычном напряжении. Поэтому товарищи Клиссона и обратились к де Куси: они посчитали его человеком, способным заменить коннетабля в ответственный момент. Победа или поражение в противостоянии другим рыцарям кардинально ничего не меняла, но в этом бою нобили чувствовали угрозу своему сословию. Это чувство Фруассар отразил в «Хрониках» во многих вариациях: если французский король и «доблестное рыцарство» потерпят поражение во Фландрии, всем аристократам Франции придет конец, потому что простолюдины из других стран поднимут восстание и уничтожат дворянство.

Накануне сражения Артевельде высказывался за оборону и советовал не двигаться, а противостоять врагу. У него было преимущество в диспозиции: войско стояло на холме, и он считал, что французы, испытывая нетерпение, поведут себя опрометчиво, а может даже, и вовсе повернут назад. Предложение Артевельде было отвергнуто, поскольку люди пребывали в приподнятом настроении: гордились своей победой над графом в Брюгге и рвались в бой. Приняв решение, Артевельде приказал армии не давать пощады и не брать пленников, кроме короля, «ведь он всего лишь ребенок, который делает то, что ему прикажут. Мы отвезем его в Гент и научим говорить по-фламандски». Тактика была проста — держаться сомкнутым строем, скопом, «чтобы никто вас не разъединил», и даже сцепиться руками. Фламандцы должны были обрушить на врага ливень стрел и ядер, как в Брюгге, а потом, двигаясь плечом к плечу, сломать линию французов массой и сплоченностью рядов.

В ночь перед боем фламандские стражники доносили о криках и звоне оружия из французского лагеря, словно бы противник готовился к ночному нападению. Кое-кто подумал, что «бесы пляшут на месте боя в ожидании большой добычи».

Двадцать девятого ноября 1382 года две армии двинулись навстречу друг другу сквозь туман, «такой густой, что казалось, будто утро еще не наступило». Французы шли пешими, оставив лошадей позади, и прежде такая тактика была им несвойственна; они двигались молча, без боевых криков, приглядываясь к темной массе, двигавшейся навстречу. Спускаясь с холма сомкнутым строем, с поднятыми кверху кольями, фламандцы напоминали движущийся лес. Они открыли огонь из луков и ядер, затем опустили колья и устремились вперед, словно разъяренные кабаны. Французы полагались на королевский отряд под командованием коннетабля, он должен был удерживать центр, в то время как два более сильных фланга — одним командовали Бурбон и де Куси — должны были взять врага в «клещи». Под напором фламандского строя французский центр попятился, и отряд Бурбона и де Куси оказался блокированным.

«Послушайте, кузен, — крикнул Бурбон (как сообщает его биограф), — мы не можем атаковать врага иначе, как сквозь ряды нашего коннетабля!»

«Монсеньор, вы правы, — ответил де Куси; он, как и всегда, принимал решение на месте. — Мне кажется, что надо идти вперед, мы поднимемся на холм и устроим хорошую драчку, если Господь попустит».

«Милый кузен, это хороший совет», — согласился Бурбон. И так, как свидетельствует военная история XIV века, они поднялись на холм и напали на соперника сзади, забросав его дождем копий, рубя топорами и мечами. «Тот, кто видел сира де Куси, вломившегося в строй фламандцев, рубящего направо и налево, никогда не забудет храброго рыцаря». Во время передышки, которую обеспечила эта атака, отряд коннетабля перестроился и вернулся в бой вместе с другим флангом. Тяжелые топоры и булавы рубили фламандские шлемы с таким громким шумом, «словно все оружейники Парижа и Брюсселя заработали одновременно». Фламандцев прижали друг к другу еще теснее, их внутренние ряды не могли поднять рук с оружием, было трудно кричать и даже дышать.

Французские копья и топоры беспрепятственно уничтожали сомкнутые ряды тел, многие лишились шлемов и кирас, мертвые падали друг на друга. Французские пехотинцы, пролезая между рыцарями, приканчивали упавших фламандцев ножами, «без всякой жалости, словно это были собаки». Отряд Бурбона и де Куси напал на задние ряды противника, и фламандцы, побросав оружие, обратились в бегство. Филипп ван Артевельде, бившийся в передних рядах, попытался остановить их, но с его позиции сделать это было невозможно. Ему не хватало твердости Черного принца при Пуатье, который управлял битвой с холма. Толпа понесла его назад, и Артевельде был затоптан своими же солдатами, как и знаменосец, а также женщина по имени Большая Марго.