Загадка завещания Ивана Калиты

Самым важным для нас в этих определениях является то, что словари И.И. Срезневского и русского языка ХІ–XVII вв. в значении «условие, договор» дают выражение «брачная купля». Из этого мы можем сделать весьма интересный для нас вывод, что в древнерусском языке слово «купля» могло использоваться в значении «брачный контракт (договор)». Крайне любопытным представляется то, что подтверждение данному наблюдению можно найти в духовной грамоте Ивана Калиты.

Открыв ее, читаем: «А что мои люди куплении в великомъ свертце, а тыми ся поделить сынове мои»[703]. Кем были упомянутые здесь «купленные люди»? Предположений на этот счет можно высказать много[704]. Но в итоге все они сведутся лишь к одному варианту, если мы укажем, что данная фраза помещена в том отрывке завещания, в котором говорится о судьбе имущества первой супруги Калиты Елены. После фразы о «купленных людях» речь идет о золотых украшениях Елены, которые московский князь отдает своей дочери от первого брака. Выше, говоря о рядных грамотах XVI–XVII вв., мы отмечали, что в них, помимо земельных владений, собственно вещей и нарядов невесты, нередко перечисляются холопы и крепостные люди[705]. Именно их и имеет в виду Иван Калита, когда говорит о «купленных людях». Несомненно, речь идет о тех холопах, которых Елена получила в приданое от своего отца. Примечательно, что в их разделе принимают участие только сыновья Калиты от первого брака, но никак не вторая супруга с «меншими детми». Очевидно и то, что названный в этой фразе «великий сверток», где упомянуты эти люди, является не чем иным, как «брачной куплей» — рядной грамотой или свадебным контрактом, заключенным Калитой с родственниками своей первой супруги.

Итак, мы выяснили, что под термином «купля» завещания 1389 г. Дмитрия Донского следует понимать полученные в приданое земли и другое имущество. Но почему же оно именовалось в XIV в. термином «купля»? Для выяснения этого вопроса необходимо обратиться к сохранившимся до наших дней трем духовным грамотам сына Дмитрия Донского Василия I. Говоря о владениях его жены великой княгини Софьи Витовтовны, они дают интересную подробность, из которой выясняется, что Софья Витовтовна самостоятельно купила ряд подмосковных сел, которые являются ее полной собственностью и которыми она вольна распоряжаться, как захочет. «А што ее примыслъ, в томъ волна, по душе ли дасть, сыну ли дастъ»[706], — читаем в первой духовной грамоте. «А што покупила на Москве и што ее примыслъ, то ее и есть... А што ее прикупъ и примыслъ, а то ее и есть»[707], — уточняет второе завещание. «А что ее прикупъ и примыслъ, а то ее и есть… А что покупила села на Москве и что ее примыслъ, а то ее и есть»[708], — говорит третья грамота.

Здесь резонно задать вопрос — на какие деньги княгиня совершала данные покупки? Поскольку ими не могли быть средства ее мужа Василия I, остается возможным лишь единственный вариант — Софья Витовтовна приобрела эти села на деньги, полученные ею в приданое от своего отца. Вкладывая свои средства в покупку подмосковных сел, она стремилась обратить деньги в приносящую постоянный доход недвижимость. Очевидно, эти приобретения можно было назвать «прикупом» или «куплей».

При этом следует полагать, что Софья Витовтовна не была единственной из женщин своего времени, кто стремился выгодно вложить свои средства, с тем чтобы обеспечить свою будущую жизнь в случае возможных осложнений во время супружества (развод, смерть мужа и т. п.). В этой связи необходимо напомнить важное наблюдение Н.Л. Пушкаревой, отметившей, что если в русских документах содержится немало примеров получения в качестве приданого недвижимой собственности, то западные современницы древнерусских женщин получали приданое чаще всего в виде денег и движимости[709]. Подобная практика существовала в более раннее время и на Руси. В частности, говоря о рядной грамоте Тешаты с Якимом, мы отметили факт, что последний получил приданое за своей женой не в виде недвижимости, а серебром, то есть деньгами. От XII в. до нас дошло одно из граффити Софии Киевской, где княгиня Всеволожая упомянута как покупатель «земли Бояновой», за которую она заплатила «семьсот гривен собольих»[710]. И хотя в своем комментарии к этому источнику Н.Л. Пушкарева полагает, что указанную финансовую операцию княгиня проводила, уже будучи вдовой, на исходе жизни[711], у нас есть все основания думать, что данную недвижимость она купила на средства, доставшиеся ей в качестве приданого, с тем чтобы обратить их в землю, от которой можно было получать ежегодную ренту.