Читаем Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции полностью

«Ты покажешь мою голову народу. Она стоит того». – Это были последние слова Дантона.


Несколькими днями позже были осуждены и казнены участники «тюремного заговора». Первыми поднялись на эшафот две вдовы: Люсиль Демулен и Гупиль Эбер – Демулен оказался прав. Их мужья, враждуя, погубили и себя, и своих жен. Женщины перед казнью обнялись.

Жену Дантона, Луизу Жели, не тронули. Она прожила еще 60 лет и умерла при Наполеоне III.

А головы Робеспьера, Сен-Жюста и Кутона, как и предсказал Дантон, пали на гильотине через 4 месяца после казни Дантона.

Самые изворотливые: Талейран и Барер

Самые изворотливые

Как? Талейран умер? Странно! Хотелось бы знать, зачем ему это понадобилось!

Из откликов на смерть Талейрана

Два персонажа этого очерка прожили долгую (очень долгую, по меркам XVIII или XIX века) жизнь. Будучи почти ровесниками (Барер на год моложе), они вошли в Революцию уже зрелыми людьми 34–35 лет, изловчились довольно благополучно проплыть всеми ее извивами, пережили Республику, Консульство, Империю, Реставрацию и умерли в царствование Луи-Филиппа, причем Талейран умудрился оказать важные услуги еще и этому режиму.

О них было сказано немало острых слов. Когда Барер сбежал с корабля, на котором его должны были отправить в ссылку, вокруг посмеивались: «Что это случилось с Барером? В первый раз он не плывет с попутным ветром!» Когда Наполеон сделал Талейрана вице-электором, министр полиции Фуше злословил: «Только этого порока ему и недоставало» (игра слов: vice по-французски означает также порок). А когда Талейран умер, один из его врагов уверял, что «князь Беневентский прибыл в ад, где его встретили с превеликим почетом, но Сатана все же заметил ему: „Согласитесь, князь, что вы несколько превысили мои инструкции“».

Значительная, даже большая часть того дурного, что о них говорили, – правда. Но даже если сбросить со счета, что злословие часто вызывалось заурядной завистью («как это ему, в отличие от меня, удалось так ловко извернуться?!»), то все равно факт, что большинство критиков, говоря только о преступлениях, пороках, изменах и взятках, забывают или умалчивают о заслугах.

А между тем оба они имели немалые заслуги перед Францией.

А кроме того – какие фразеры!

1

Бертран Барер был гасконцем из Тарба[40]. У нас многие, зная Францию по Дюма, а Дюма – по мушкетерам, склонны считать, что гасконцы-то и есть подлинные, самые французистые французы. Это очень далеко от истины, гасконцы относятся к французам примерно так же, как грузины к русским (даже язык очень разный). Но многие грузины прекрасно делали карьеру в России – будь то Багратион, Бокерия или Басилашвили, не говоря уж о Берии[41]; и точно так же во Франции, охотно принимавшей инородцев, прекрасно могли делать карьеру гасконцы д'Артаньян или Барер.

Он родился в 1755 году, то есть к началу революции ему было около 35 лет. Вплоть до 1789 года Барер, как и большинство честолюбивых людей эпохи, стремился «сойти за дворянина» и именовал себя Барер де Вьёзак. Впрочем, его отец действительно владел небольшим имением Вьёзак, но дворянином не был. Барер был представителем крепкого третьего сословия.

Подобно очень многим деятелям Революции, он начинал карьеру как юрист: был адвокатом в Тулузском парламенте. Подобно Робеспьеру, он был членом местной академии – Академии Цветочных Игр (Académie des Jeux Floraux).

В принципе подобные провинциальные академии ничего особенного собой не представляли. И членство в них отнюдь не было столь почетным, как в наши дни. Но Цветочная Академия заслуживает того, чтобы сказать о ней хоть несколько слов.

Академия, поначалу именовавшаяся Academia dels Jocs Florals, была основана в Тулузе в 1323 году. Тулуза была тогда столицей или одной из столиц Окситании – главного культурного центра Европы в начале прошлого тысячелетия. Из Окситании пошла культура трубадуров, великая итальянская культура Возрождения была бы невозможна, не будь у нее окситанских предшественников. К XIV веку она была уже не та: крестоносные походы против альбигойцев нанесли ей непоправимый удар. И все же именно в начале XIV века в Тулузе открылся университет, а также Академия Цветов – первое в Западной Европе литературное учреждение.

Члены академии занимались стихосложением, а победители конкурсов получали призы в виде цветов, изготовленных из золота или серебра, – отсюда и ее имя. К XVIII веку она насчитывала почти полтысячи лет, в разные эпохи ее членами были Ронсар, Вольтер, Шатобриан, Гюго и многие другие. Громкие имена французской истории!

2

Мир и Республика! Мир и гибель тиранов! Мир и пробуждение народов!

Барер, начало 1794 года
Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги
The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable
The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable

A BLACK SWAN is a highly improbable event with three principal characteristics: It is unpredictable; it carries a massive impact; and, after the fact, we concoct an explanation that makes it appear less random, and more predictable, than it was. The astonishing success of Google was a black swan; so was 9/11. For Nassim Nicholas Taleb, black swans underlie almost everything about our world, from the rise of religions to events in our own personal lives.Why do we not acknowledge the phenomenon of black swans until after they occur? Part of the answer, according to Taleb, is that humans are hardwired to learn specifics when they should be focused on generalities. We concentrate on things we already know and time and time again fail to take into consideration what we don't know. We are, therefore, unable to truly estimate opportunities, too vulnerable to the impulse to simplify, narrate, and categorize, and not open enough to rewarding those who can imagine the "impossible."For years, Taleb has studied how we fool ourselves into thinking we know more than we actually do. We restrict our thinking to the irrelevant and inconsequential, while large events continue to surprise us and shape our world. Now, in this revelatory book, Taleb explains everything we know about what we don't know. He offers surprisingly simple tricks for dealing with black swans and benefiting from them.Elegant, startling, and universal in its applications, The Black Swan will change the way you look at the world. Taleb is a vastly entertaining writer, with wit, irreverence, and unusual stories to tell. He has a polymathic command of subjects ranging from cognitive science to business to probability theory. The Black Swan is a landmark book—itself a black swan.Nassim Nicholas Taleb has devoted his life to immersing himself in problems of luck, uncertainty, probability, and knowledge. Part literary essayist, part empiricist, part no-nonsense mathematical trader, he is currently taking a break by serving as the Dean's Professor in the Sciences of Uncertainty at the University of Massachusetts at Amherst. His last book, the bestseller Fooled by Randomness, has been published in twenty languages, Taleb lives mostly in New York.

Nassim Nicholas Taleb

Документальная литература / Культурология / История