Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции

Однако вернемся к нашему персонажу. Барер, как и многие другие деятели революции (опять приходится повторить эту формулу), имел контакты с герцогом Орлеанским, а говоря более конкретно – был учителем его незаконной дочери Памелы.

Наступает 1789 год. Барер становится депутатом Генеральных Штатов от третьего сословия. На рисунке «Клятва в зале для игры в мяч» великого художника Давида (который также был видным деятелем Революции, членом Конвента и членом Комитета общественной безопасности) мы видим среди других членов собрания также и Барера: он присел в углу и пишет отчет о заседании для своей газеты.

Поначалу он – конституционалист. Выше уже говорилось о том, что в эпоху террора не было пощады не только бывшим дворянам и священникам, но также конституционалистам. Барер, однако, успевал вовремя присоединиться то к конституционалистам, то к фейянам (так называлась умеренная часть клуба якобинцев, ушедшая из него и создавшая собственный клуб), то к жирондистам – и при этом вовремя уйти от них.

Блестящий оратор, он, однако, пока не на виду. В Учредительном собрании слушают других: Мирабо, Сийеса, Барнава. Он пока что лишь один из многих. В 1791 году Учредительное собрание само себя распустило, Барер получает должность судьи в новосозданном кассационном суде. Через год, после падения королевской власти, его избирают депутатом Конвента. Тут-то и начинается его подлинная карьера.

Вначале и здесь он занимает умеренную позицию. В конфликте жирондистов и монтаньяров он до поры до времени маневрирует между этими двумя силами, не примыкая определенно ни к одной из них и остается приемлемым для всех.

Основной задачей Конвента была выработка новой конституции; в ноябре Конвент создает конституционную комиссию, по преимуществу жирондистскую – Барер введен в ее состав. В том же ноябре он – шестым по счету – был избран председательствующим в Конвенте и, таким образом, председательствовал в день, когда туда впервые привели обвиняемого Людовика Капета. Несколькими неделями позже он произнес свою знаменитую фразу о том, что «дерево свободы растет лишь там, где его поливают кровью тиранов». Голосуя за казнь короля, он мотивировал это таким образом: «Смерть. Только мертвые не возвращаются».

…Тут я позволю себе сделать отступление общего характера.

Как правило, хитрый человек не умен и уж, конечно, никогда не бывает мудрым. Но Талейран, пожалуй, представляет собой редчайшее исключение из этого общего правила: это был, бесспорно, человек очень умный, и при этом его можно также назвать хитрым (хотя далеко не столь хитрым, как считали большинство), а с натяжкой, пожалуй, – даже и мудрым.

А вот Барер подтверждает общее правило. Он был очень хитер, но уж определенно не мудр. И эти блестящие фразы – тому подтверждение. Потому что справедливее было бы сказать как раз обратное: «Мертвые-то как раз и возвращаются». Казнь Карла I Английского сильно скомпрометировала английскую революцию и определенно способствовала (Бареру следовало бы это знать) воцарению его сына Карла II. И так же, с некоторым колебанием, можно сказать, что казнь Людовика XVI скорее способствовала, чем помешала воцарению его брата; правда, случилось это не скоро, но Бареру суждено было дожить не только до его воцарения, но и до окончательного изгнания (на этот раз – изгнания, а не казни) династии Бурбонов.

Хотя Барер, в отличие от умного сибарита Талейрана, был скорее ловок, чем по-настоящему умен, зато он был исключительно работоспособен; потому-то в критической ситуации энергичный и в то же время всем приятный Барер быстро выдвигается на первые роли.

К началу 1793 года положение Франции становится катастрофическим, и Конвент решает создать Комитет общественного спасения. В течение примерно полутора лет этот Комитет будет, при бесправном министерстве, фактическим правительством Франции. Номинально все его члены были равноправны, фактически же в первом Комитете ведущую роль играл Дантон, а после его обновления, начиная с осени 1793 года, – Робеспьер. Но Барер (он, кстати, при выборах Комитета получил самое большое число голосов «за») входил в Комитет неизменно.

Как сказано, он был весьма трудолюбив: чуть не половина документов Комитета общественного спасения подписана им[42]. Притом, будучи одним из лучших ораторов Конвента, он обычно был докладчиком от имени этого Комитета. За красноречие и преступления он вошел в историю с прозвищем Анакреон гильотины. Мы бы сказали немного проще: «певец гильотины», но эпоха обожала античные реминисценции и параллели.

Об этом стоит сказать чуть подробнее.

Европа – средневековая и постсредневековая – выросла из античной культуры, преклонялась перед ней; латынь была единым европейским языком в том же смысле, в каком сегодня мировым языком является английский. Можно было не знать и не читать Данте или Шекспира, но не знать Вергилия означало быть необразованным человеком.