Загадки Красного сфинкса

Подносил ему рубашку и помогал одеться, за рубашкой следовали штаны, туфли и толстый халат.

Если к завтраку кардинал никого не ждал, то этот завтрак состоял из овсянки на воде, которую я тут же и варил, да чашки травяного сбора по расписанию, составленному мсье Шико. Так что лично я предпочитал, чтобы к завтраку являлись Рошфор, мэтр Шико, а лучше всего – Жюссак. У нас с ним совпадали кулинарные пристрастия. Только не отец Жозеф! Тогда могло и до овсянки не дойти.

Пока я готовил завтрак, мсье Арман пребывал в отхожем месте. Чаще всего по утрам он там не задерживался, а вот после завтрака мог засидеться и час, и больше. Чтобы не терять времени, он завел там столик и работал с бумагами. Я ему сделал подставку под чернильницу, когда он однажды чуть не погубил новый халат из венецианского бархата, опрокинув пузырек. Спустился в конюшню, взял подкову, гвоздей и засобачил ее прямо в столешницу красного дерева. Я тогда, конечно, вспылил, но халат было очень уж жалко. Я думал, мсье Арман разгневается, но он только сменил чернильницу на большую, которая входила в створ подковы идеально до волоска. Так этот подкованный столик с нами и ездил – вместе с одеяниями, книгами, архивом, оружием, драгоценностями, посудой и моим тюфячком и сундуком.

И в этом же составе мы приехали в Шатонёф – мрачный, сырой и холодный замок, в котором, казалось, не топили со дня сожжения тамплиеров на Гревской площади.

Снаружи стоял жаркий июль, самый лучший, какой только может быть в Бургундии, но в башне, которую выбрал Монсеньер, были сплошные сквозняки и сырость, хотя толстенные каменные стены за день нагревало так, что хоть яичницу жарь. Так что несмотря на лето, я держал под рукой маленькую походную жаровню и немного древесного угля – на случай, если Монсеньер ночью замерзнет, хоть я и положил ему пуховое одеяло.

Сам я никогда бы не замерз летом под крышей, но предугадывать желания того, кому служишь – это второе качество хорошего слуги. Я никогда не пытался его понять, просто запоминал, когда он вздергивает бровь – а когда хмурит, когда улыбается – а когда у него набухают жилы на висках.

А иногда просто так, безо всякой причины я вдруг чувствовал, что пора бы поставить на огонь вино со специями или начистить самые высокие ботфорты. Или что колокольчик зазвонит вот прямо сейчас.

– Люсьен, одеваться.

– Да, монсеньер.

Сегодня в полдень Монсеньер назначил встречу с хозяином замка Шатонёф – графом Вьенским.

Я подал сапоги, чулки, кюлоты и сутану.

Я застегивал десятую из тридцати трех пуговиц, когда он прервал меня:

– Сутана не та, это дорожная.

– Простите, монсеньер!

В дорогу он обычно надевал не шелковую, а шерстяную сутану, имевшую карманы, в которых он держал всякие полезные мелочи. Сейчас он запустил руку в карман и вдруг тихо сказал:

– Не нахожу свой бальзам.

Кардинал отличался тонким обонянием и не любил дурного запаха. Обычно в любом помещении, где проводил больше чем одну ночь, он приказывал ставить корзину свежих яблок. Но ему приходилось часто ездить, а так как в дороге не до мытья и не до корзин, то он, чтобы не страдать, попросил мэтра Шико приготовить ему бальзам с запахом яблок – помаду – и мазал им губы и тем как-то обходился.

Бальзам этот яблочный мэтр Шико раскладывал по маленьким золотым баночкам с плотной крышкой. И в кармане дорожной сутаны всегда должна была находиться такая баночка. Сейчас карман был пуст.

Он еще раз пошарил в обоих карманах, но никакой баночки там не было.

– Может, вывалилась? – предположил я. – Сейчас поищу.

– Немедленно, – последовал ответ. Я пошел к сундуку, Монсеньер в недостегнутой сутане не отставал от меня ни на шаг. Под его взглядом, от которого у меня зачесались лопатки, я сначала отвалил тяжелую дубовую крышку сундука, где хранил сутаны, накидки и плащи.

Пошарив руками по верхнему слою платья, помады я не обнаружил.

– Значит, вынь все и как следует проверь.

Следующие четверть часа я вынимал дзимарры, дуилеты и феррайоло, переложенные мешочками с лавандой и пересыпанные сушеными померанцевыми корками, вынул все – даже кусок полотна, которым застилал дно сундука, чтобы неровное дно не оставляло затяжек на одежде, перевернул огромный сундук и даже постучал по дну – на всякий случай. Ясное дело, из пустого сундука ничего не вывалилось.

Затем, проверяя каждый карман, каждую складку и встряхивая каждый предмет одежды, я уложил все обратно. Помады не было. Не зная, что еще сделать, я размял пальцами каждое саше, разминая в труху сушеную лаванду – ничего похожего на баночку.

– Может, упала на пол? – я на коленях прополз по всем углам, но ничего не обнаружил. – Сходить к мэтру Шико и взять новую?

– Нет. Никуда не уходи.

– Так сутану дать другую?

– Конечно, и поторопись.

Монсеньер покинул покои, развевая полами алой шелковой дзимарры, а я принялся складывать всю вынутую одежду обратно в сундук. Заодно добавил еще лаванды. Моли я не видел, но совершенно не доверял этому мрачному замку – не моль, так мокрицы вполне могли процветать тут, на этих сквозняках.