Загадки Красного сфинкса

Все эти ужасы рассказывал однорукий усач в потертом камзоле с подшитым пустым рукавом, охотно принимая выпивку из рук слушателей. Лицо его пересекал страшный бугристый рубец, впрочем, уже посветлевший, но свежим он, должно быть, представлял жуткое зрелище.

– Гвизарма* зацепила, – процедил Виньи, тоже глядя на шрам. – Пойдемте, господа? – обратился он к нам и пошел к выходу, по пути хлопнув солдата по плечу и положив перед ним на стол золотую монету.

– Вы тоже встречались с Валленштейном? – обратился к Виньи секретарь, когда мы уже погрузились на телегу, везущую яблоки по Барбизонской дороге.

– Благодарение Богу, нет, – отвечал Виньи. – После Белой горы я решил, что с меня хватит! Я привык воевать с солдатами, а не с гражданским населением.

– Это было неизбежно?

– Ну так не подыхать же с голоду. Довольствие – что пограбишь, то и твое.

– Но мародеров вешают.

– Вешают, все деревья увешаны, иной раз по сотне болтается, а солдат все равно жрать хочет, простите, мсье…

Шарпантье ничего не ответил, только рассеянно гладил кружевной уголок своего нового воротника. Бывает, что какая-то небольшая деталь меняет облик, так и этот воротник лишил секретаря печати «провинциал в столице» и избавил от излишнего недружелюбного внимания.

А вот Монсеньер сразу заметил воротник.

– Вы решили сменить доспехи? – осведомился мсье Арман тем же вечером после ужина.

– Коль скоро tutte le strande partono da Roma** – si fueris Romae, Romano vivito more*** – смущенно ответил секретарь. – Ваш камердинер помог мне это осознать.

– В самом деле? – глаза его высокопреосвященства теперь поджаривали меня, как иезуит – баварскую ведьму.

– Умереть – не встать, – ответствовал я, собирая со стола посуду и приборы. – Вот у людей, между прочим, господа носят фламандское кружево, а вы… все в итальянском.

– И кто же эти господа?

– Да все носят, – упрямился я. – Там сеточка-основа тонкая и ровная, вам шею натирать не будет.

Я рисковал, конечно, но вроде бы Монсеньер дергал губой вверх, а не вниз, значит, пребывал в хорошем настроении.

– Мне пора вводить должность смотрителя гардероба, – заметил Монсеньер, и я понял, что фламандское кружево у нас появится.

* Боевой багор, по сути.

**Все дороги ведут в Рим.

***Живешь в Риме – веди себя как римлянин.

Глава 17. Орлеанская тень

Шарпантье за несколько недель сроднился со своим новым воротником и приобрел привычку поглаживать кружевной уголок в моменты раздумья, что, признаться, шло не на пользу изделию.

В этот вечер, против обыкновения, Монсеньер отпустил секретаря сразу после ужина. Письмо, доставленное по секретному каналу, несло плохие вести, судя по выражению лица мсье Армана, когда он встал из-за стола и подошел к камину, чтобы бросить бумагу в огонь.

Так портить Монсеньеру настроение могло только что-то очень важное, а важные письма он обычно хранил в одном из многочисленных тайников с разной степенью защиты. Слова улетают, написанное остается – было одной из его любимых поговорок, и не пресловутые шесть строк, а все шесть тысяч строк ждали своего часа, чтобы в будущем обречь своих авторов на Бастилию, плаху… или награду. Раз сжег – что-то там было из рук вон выходящее.

Монсеньер, после того как занял пост первого министра, стал запирать от меня кабинет. Такое случалось редко, но раньше не случалось никогда, и мне было обидно, тем более что Шарпантье – единственный – имел свой ключ и ему было разрешено входить в кабинет в отсутствие кардинала.

Мсье Арман не был бы собой, если б не заметил моего огорчения.

– Что ты дуешься, Люсьен?

– Монсеньер, а вы Шарпантье доверяете больше, чем мне?

– Запирая кабинет, я пекусь исключительно о твоем благе, Люсьен, – при этих словах я вскинул глаза, подозревая подвох. – Вот, не дай Всевышний, похитят тебя враги и начнут выпытывать мои секреты – этак ты долго промучаешься, пока они, наконец, поверят, что ты читать не умеешь!

– А Шарпантье вам, значит, не жалко, – подытожил я, наслаждаясь довольным видом мсье Армана и не тщась в сотый раз доказывать, что читать я умею. Не по писаному, конечно.

Я представил себе врагов его преосвященства – надменных испанцев с тонкими усиками и подбитыми овечьей шерстью плечами черных дублетов, как они окружают меня и грозят кинжалами, зловеще сверкая глазами.

– Враги – это испанцы? – уточнил я.

– Ах, Люсьен, если б все было так просто и так далеко… – вздохнул Монсеньер.

Так что письмо, корчащееся сейчас на углях, было явно не о друзьях, а о врагах.

Монсеньер оперся локтем на каминную полку, прикрыв глаза и медленно массируя виски.

– Люсьен, вы… Вы можете мне помочь?