Загадки Красного сфинкса

На поляну въехали два всадника – Монсеньер на гнедом, а на белом – сам король Людовик! Высокий худой мужчина с красивым печальным лицом, локонами черными, как вороново крыло, и черными же большими глазами без блеска – ресницы его были так длинны, что взор казался матовым – приятным тихим голосом спросил, продолжая начатый разговор:

– Неизвестно, сколько продержится Сен-Мартен…

Тут к государю обратился маршал Шомберг:

– Сир, с острова Рэ приплыл человек!

– Давайте его сюда.

Сидевший у костра немолодой простолюдин, сушивший дырявую рубаху, кинулся на колени перед королем:

– Сир, я добрался из Сен-Мартена, еще двое утонули. Вот, – он подал королю залитый воском цилиндрик. Король развернул скрученную бумагу и прочел: «Мы без воды и пищи не продержимся дольше восьмого сентября».

– Ничего не осталось, сир, – воскликнул солдат, пытаясь приподняться и поцеловать руку королю, но не удержавшись, неловко упал на песок. По его изможденному лицу потекли слезы.

– Благодарю! Позаботьтесь о нем, – повелел король. Солдата подхватили под руки и увели. – Что скажете, монсеньер? – обратился Людовик к кардиналу.

– Скажу, что Сен-Мартен держится, и это главное! Я объявлю награду каждому, кто доберется до острова Рэ и доставит гарнизону еду и питье.

Его величество благосклонно кивнул и удалился, слегка нетвердой походкой на длинных худых ногах, по неровному песку, взрыхленному сотнями сапог и копыт.

– Сто пистолей каждому, кто прорвется в Сен-Мартен! – провозгласил Монсеньер. Провидение услышало его: в эту ночь, с шестого на седьмое сентября, тринадцать отчаянных рыбаков на своих узких плоскодонных лодках, пользуясь небывало высоким приливом, доставили в осажденный форт еду, воду и вино. Следующее утро гарнизон Сен-Мартена встречал не умирая, а пируя.

Я нашел отчаянного пловца на кухне, доедающего глубокую миску ячневой каши.

– Страшно было плыть? – спросил я.

– Страшно! – охотно сообщил солдат. Сегодня он выглядел получше.

– Вода-то холодная?

– Не то слово – сентябрь уже, да океан завсегда холоднее, к примеру, речки. Плыву, а сердце так и заходится, зябко. Трое нас вызвалось – я, Жан-Кристоф да Оливье Меченый – Жан-Кристоф утонул, Меченого англичане застрелили, я вот, добрался. Пьер Ланье меня звать, а тебя?

– Люсьен Лоран. Я тут в слугах.

– Хорошо, видать, слугам живется, мой младший тоже хотел податься к судье нашему, в Ла-Боле, но теперь-то еще подумаю: слыхал, мне король пенсион обещал – сто экю, пожизненно!

– Тогда долгих вам лет жизни, – пожелал я ему.

– Спасибо, парень!

Еще месяц его Величество лично возглавлял армию. Вместе с Монсеньером они каждый день выезжали на прогулку вдоль берега – песок там был плотный, да еще ударили ранние заморозки.

– Король любит запах пороха… – одобрительно мурлыкал Монсеньер, я давно не видел его таким счастливым. Перчатки он все истер о поводья, хотя Зевс, его конь, был не тугоуздый. Хвала всем святым, без шапки он больше не ездил, надевая кардинальскую черную шляпу с прямыми круглыми полями. Ясное дело, к кирасе такой головной убор вообще не подходил, но на мое замечание мсье Арман ответил так:

– А как же люди узнают, что я кардинал? Сутана мешает ездить верхом, а крест издалека не виден.

Ну положим, крест с вот такущими рубинами был виден и с бастиона Шен, что загораживал Ла-Рошель с моря.

– Ла Валетт вот ходит в сутане, и ничего.

– Ла Валетт – молодой человек, а твой хозяин – старая перечница.

– Пороховница уж тогда.

Я не понимал, почему Бэкингем тратил свое время на остров Рэ и форт Сен-Мартен, и почему б ему не высадиться сразу в Ла-Рошели. Спросив об этом у Рошфора, который, как ясное солнышко, появился в ставке, я получил ответ:

– Да они сами не знают, чего хотят. Упорство, конечно, добродетель, но когда единственная – это хуже чумы. Гугеноты хотели новых прав городу, а ввязались в гражданскую войну, пляшут под английскую дудку. Приедет Бэкингем и освободит их от налогов, ну святая простота! Англии нужен порт во Франции, взамен Кале, нужно задавить нашу морскую торговлю, ну а гугеноты – просто повод.

– На двух стульях сидят, – подтвердила миледи. Она на одну ночь появилась в шатре Монсеньера, удостоившего ее личной аудиенции, после которой был чрезвычайно чем-то доволен. – Ну, за короля и кардинала!

– Но ведь Бэкингем начал войну из-за королевы Анны, – тихо повторил я слышанное от племянницы Монсеньера.

– Бэкингем? Я тебя умоляю, – невесело усмехнулась миледи. – Он такой же, как все мужчины. Воспользуется женщиной и обманет.

– Выпьем за любовь! – поднял бокал Рошфор. – Бэкингем придает большое значение эффектам. Запретил своим солдатам рыть траншеи перед Сен-Мартеном – чтоб не показать, что они трусят.

– У нас восемнадцать редутов построено, одиннадцать башен. Потому что войну одним гонором не выиграть, – подхватила миледи. – И вообще он скорострел, ваш Бэкингем.