Загадки малорусской истории. От Богдана Хмельницкого до Петра Порошенко

В постановлении отмечалось, что «признававшееся до сих пор формальное равенство» русского и украинского языков в республике «недостаточно», поскольку «жизнь, как показал опыт, приводит к фактическому преобладанию русского языка». Данное преобладание, по мнению авторов документа, требовалось устранить.

Иными словами: если жизнь приводит не туда, куда надо партии, то тем хуже для жизни. Выглядело несколько курьезно, но это была не шутка.

Тут же началась мощная пропагандистская кампания в поддержку нового курса национальной политики. «Великий народ должен развиваться, – разглагольствовали партийные начальники, – должен сбросить накипь принудительной русификации, должен провести широкую украинизацию».

О праве людей выбирать язык обучения, учиться на родном языке власти забыли сразу. «Дети украинской национальности обязаны учиться изначально исключительно в школах украинских», – говорилось теперь в циркулярах по ведомству просвещения. От заведующих отделами народного образования потребовали срочно составить план увеличения количества украинских школ, причем именно «за счет русских».

В партийных верхах сознавали, что «русифицированные рабочие и крестьяне не захотят учиться украинскому языку и учить ему своих детей». Но церемониться с несогласными не собирались. Их объявляли «контрреволюционерами», со всеми вытекающими последствиями.

Столь жесткая политика давала необходимый результат. Протесты быстро подавили. Население заставили покориться. Например, комиссия ВУЦИК, проводившая ревизию низового аппарата Советов на Волыни, уже в октябре 1923 года с удовлетворением отмечала: «Учителя сельских школ говорили, что крестьяне «постепенно уже примиряются» с тем, что их детей учат по-украински. Такое же «смиренное» отношение с оттенком легкого неудовольствия выявляли временами в разговорах и сами крестьяне».

Так же как в системе образования, принудительно проводилась украинизация органов управления, судопроизводства, прессы. Всем сотрудникам государственных учреждений приказывалось выучить украинский язык и перейти на него в течение шести месяцев. Не украинизировавшиеся в указанный срок подлежали «безусловному увольнению».

Русский же язык отовсюду старались вытеснить. За ним признали только значение «средства общения с самым крупным национальным меньшинством на Украине».

Происходившее вызывало недоумение у рядовых коммунистов. «50 % крестьянства Украины не понимает этого украинского языка, – писал, к примеру, в ЦК КП(б)У простой рабочий-партиец. – Другая половина если и понимает, то все же хуже, чем русский язык. Тогда зачем такое угощение для крестьян?»

Зато бурно радовались переменам бывшие петлюровцы. «Все, чего мы, националисты, когда-то хотели, за что бились, сейчас стоит перед нами, – сообщал соратникам некий А. Харченко, вернувшийся на Украину из эмиграции. – Идите, стройте, работайте, простора – без конца!»

Восторги украинствующих фанатиков были вполне обоснованны. Большевики воплощали в жизнь их самые смелые мечты. И это было только начало!

«Чтобы точнее записывать…»

Первая всесоюзная перепись населения и современность

Считается, что первая перепись населения СССР состоялась 17 декабря 1926 года. На самом деле указанная дата лишь формальна. Жителей переписывали целую неделю в городах и две недели в селах. Однако по документам все оформлялось как однодневный пересчет.

Проводилась перепись и в Украинской ССР. И если для других постсоветских республик то давнее событие уже только история, то для Украины совсем не так. Зафиксированное тогда (в 1926 году) количество украинцев ныне модно сопоставлять с аналогичным показателем других переписей – 1937 года (итоги которой официально были объявлены недостоверными) и 1939 года. Обе последующие переписи показали уменьшение числа лиц украинской национальности по сравнению с первой всесоюзной переписью – на 5 млн в 1937 году и на 3 млн в 1939-м. Что и дает повод доморощенным свидомитам рассуждать сегодня о целенаправленном уничтожении украинцев в 1932–1933 годах, использовать сопоставление результатов переписей как «неопровержимое доказательство голодомора-геноцида».