- Все это верно, - заговорил Николаи Андреевич, терпеливо выслушав Иринку. - Но чем объяснить исчезновение людей? Почему моряки внезапно бросали свой корабль и бесследно исчезали?
Несколько минут было тихо, если не считать шороха приборов и стука часов. Ох эти часы! Потом задребезжал звонок внутреннего телефона: сперва несмело, затем все настойчивее, требовательнее. Карл Янович, досадливо махнув рукой, потянулся к трубке.
- Что? А мне какое дело? Голубчик... - голос старика стал зловеще ласковым, - кажется, вы уже не грудной ребенок. Извините, ходите на собственных ногах. Получили сообщения и действуйте. Какая почта? Что вы мне "безопасность" да "безопасность"! - Старик не выдержал и сорвался на крик.
- Ничего не хочу слушать! Не хочу! К дьяволу! Ко всем чертям вашу почту! Он с треском положил трубку на рычаг, какое-то мгновение зло смотрел на нее, затем снял трубку с рычага и положил на стол. - Так лучше. Поехали, ребята, дальше.
Экраны то ярко вспыхивали, то затухали. На них плыли фантастические, освещенные видимым и невидимым светом картины подводной пропасти.
- Да, - нарушил молчание Николай Андреевич, - что ни говорите, а море умеет хранить свои тайны. - Он снова помолчал и с горечью добавил: - Если бы у меня был "Стимулин 1053"... Перед выходом просил, убеждал. Не дали. Не закончена, дескать, проверка в клинических условиях. А на днях слушал передачу: какой поразительный эффект! Дал радиограмму. Но что поделаешь... Сверхскоростному самолету и то надо не менее трех часов, чтобы долететь к нам. Три часа, а единственный человек с "Хризантемы" умрет через полчаса.
Я вздрогнул от неожиданно громко прозвучавшего треска. В руке Нины сломался карандаш. Уронив голову на руки, она зарыдала. Я поднялся, но Коротков тронул меня за руку.
- Не надо. Пусть выплачется.
Нина плакала. Мы молчали, каждый по-своему: Иринка вертела в пальцах карандаш, Николай Андреевич рассматривал завитки дыма, поднимающегося из его трубки. Карл Янович сумрачно поглядывал на приборы. Я чертил мудреную схему: точка, круг, еще круг... Точка - место, откуда в последний раз прозвучал голос "Явы"; круг - на такое расстояние могли затянуть подводные течения дрейфующий батискаф за два часа; второй круг - за пять часов; последний круг - по настоящее время. А если не течение, то что же потащило "Яву"? С какой скоростью? Я бросаю карандаш.
Кто-то гулко и бесцеремонно топал, приближаясь к салону. Дверь с треском распахнулась. На пороге появился взъерошенный Пархоменко. Круглое лицо штурмана было возбужденным, в дегтярно-черных глазах прыгали бесенята.
-А ну! - гаркнул он. - Пляшите! Все пляшите!
Не обращая внимания на нахмурившегося Карла Яновича, штурман шагнул в салон, потрясая зажатыми в обеих руках пакетами.
- Вам, док! - И в руках изумленного Николая Андреевича оказалась небольшая посылка.
Виктор был балагур и весельчак, его любили за это, но сейчас... Я почувствовал, как во мне закипает ярость, и резко поднялся.
- Стоп! - отскочил Пархоменко. - По техническим и психологическим причинам эксцентрическая румба "В объятиях спрута" в исполнении Владимира Кондакова переносится на девять ноль-ноль. У... глазищи горят, как у Ирода. На, возьми!
Я на лету поймал пакет.
Появись здесь сию минуту марсианин, эффект был бы менее разительным. Ничего не соображая, я смотрел на обложку с четкими буквами "Инструкция", на рисунок под заглавием. Все, все перестало для меня существовать. Я ринулся к Пархоменко.
- Где?
- Там... на палубе. - Штурман даже попятился. На талях покачивалось нечто похожее на гигантскую черепаху. Это был он - мечта океанографов: Кибернетический разведчик больших глубин модель первая, сокращенно КРБГ-1, или "Краб", как мы его называли в институте. Я ушел в рейс, когда "Краб" был в чертежах, а вот сейчас он передо мной готовый к действию.
- Доволен? - спросил Пархоменко. - Я думал, ты будешь кувыркаться, а ты ледышка. Превратности человеческой натуры! Наш док, всегда такой чинный, когда открыл свою посылочку, заговорил каким-то нечеловеческим голосом, чтобы я пропал. Прижал к сердцу коробочку и помчался к себе...
- Что там было?
- Стимулин какой-то. Уже колет своего японца.
- Но как? Откуда же все это?
Штурман ткнул пальцем в небо и, протяжно свистнув, повел палец вниз.
- Не понимаю.
- Скажешь! - взглянув на мое недоумевающее лицо, Пархоменко довольно рассмеялся. - Ракета, брат. - Он взглянул на часы и сразу стал озабоченным и серьезным. - Сейчас будет вторая. Кладут их точно, тютелька в тютельку! Эту я попросил подбросить поближе. Идет! Смотри!
По небосводу скользила, падая сюда, к нам, золотая искорка...
- Держись! - резко крикнул Пархоменко.
Я вцепился в поручни. Над головой дико взвизгнуло. Между "Океаном" и темнеющей вдали "Хризантемой" поднялся высоченный фонтан. Над нами появился темный купол большого грузового парашюта.