Загадки старых мастеров

Придворная дама

С тех пор, как его величество выступил в поход, я видела, что она вставала с кровати, набрасывала на себя ночную рубашку, отпирала шкаф, доставала бумагу, складывала ее, писала на ней, читала написанное, потом запечатывала и возвращалась в постель; и все это было в глубочайшем сне.

Врач

Сильное расстройство естества — пользоваться благами сна и в то же время предаваться занятиям, присущим бодрствованью. Это дремотное возбуждение, кроме блужданий и прочих подобных поступков, возможно, сопровождается какими-либо речами?

Придворная дама

Такими, сэр, что я повторять не стану.

(перевод Александра Шапиро)

А теперь мы прочитаем то самое загадочное место трагедии, которое находится в начале пятой сцены пятого акта. Но не в современном отредактированном виде. Мы воспользуемся факсимиле первого издания 1623 года.

        Макбет

                         Что там за шум?

За сценой раздается женский крик.

        Сейтон

Там женщины кричали, государь.

        Макбет

Вкус ужаса почти уже забыт.
А раньше чувства бы похолодели
От крика ночью. От зловещих сказок
Тогда, вставая, шевелились космы
Словно живые. Страхом я пресыщен.
Привыкший к трепету жестокий разум
Не содрогнётся. Крик был отчего?

        Сейтон

Скончалась королева.

        Макбет

                                            Лучше б ей
Скончаться было позже. Вот тогда
Для этих слов бы время подошло.
И завтра, снова завтра, снова завтра,
Крадясь, переступает день за днем
К последним буквам хроники времен;
А наши все «вчера» глупцам осветят
Путь к пыльной смерти. Выгорай, свеча!
Жизнь — тень идущая, актер несчастный:
То мечется, то шествует в свой час
По сцене, и — не слышен. Это
Рассказ безумца, полон гневных звуков,
Не значит ничего.

(перевод Александра Шапиро)

Монолог Макбета, фолио 1623 года

В глаза бросаются две детали. Во-первых, Макбет сперва спрашивает, что за шум, и только потом стоит ремарка о крике за сценой. Вряд ли ведьмы наделили Макбета способностями к предвиденью. Во-вторых, слова «my Lord» взяты в скобки. Эти слова совершенно лишние: без них везде звучит строгий шекспировский пятистопный ямб, а с ними две строчки становятся трехстопными.

Таким образом, мы видим, что в первом издании были допущены неточности. Их стандартное исправление таково: во-первых, Макбет спрашивает о шуме после крика за сценой, а, во-вторых, после вопроса Макбета Сейтон уходит и возвращается с вестью о смерти королевы.

Но есть еще одна важнейшая неточность. Это сам монолог, начинающийся словами «И завтра, снова завтра, снова завтра». И образы, и сравнения, и язык этого монолога абсолютно несвойственны Макбету — воину, убийце и королю.

Замечательная догадка Джен Бликст состоит в том, что этот монолог — предсмертное письмо леди Макбет. И эта мысль подходит к тексту, как недостающий кусочек паззла. Отношения четы Макбет с письма начались, письмом и заканчиваются. В первом их диалоге, определившем их судьбу, дважды упоминается «завтра». А монолог начинается со строки «И завтра, снова завтра, снова завтра». То, что леди Макбет написала ночью, не исчезло без объяснений, а объявилось в важный момент.

Весьма вероятно, что при подготовке первого издания просто не указали, что Сейтон, сообщая Макбету новость, отдает ему письмо от леди Макбет. А перед монологом стоит ремарка: Макбет читает.

Глава 2 Тетраграмматон

Леди Макбет перед убийством короля обращается к мужу с такими словами, призывая его к скрытности:

                                    Чтобы все ошиблись,
Смотри, как все; придай радушье глазу,
Руке, устам; смотри цветком невинным,
Но будь под ним змеей.

(перевод Михаила Лозинского)

Что общего у этих слов с тетраграмматоном — иудейским именем Бога, которое самим иудеям произносить запрещено, а другие народы произносят то «Яхве», то «Иегова»? Оказывается, это две стороны одной медали. Довольно редкой медали. Вот она:

Медаль, выпущенная к годовщине Порохового заговора