Загадки судьбы

Одна из девиц рассмеялась и указала на свой правый глаз. Барон что-то отвечал по проводу своей повязки, затем снял её. И к своему удивлению поручик увидел, что глаз-то барона совершенно целый, даже синяка нет, в отличие от него самого.

В это время халдей поставил перед поручиком заказ и наполнил рюмку водочкой. Альберт лихо заглотил содержимое рюмки и закусил расстегаем.

Барон также уделял внимание водке и закуске, с жаром рассказывая нечто, что приводило его друзей в восторг.

Веселье в трактире продолжалось почти до полуночи, затем посетители начали постепенно расходиться: кто своими ногами, а кого и приходилось выносить под руки.

Барон и его компания также покинули заведение, поймали сани и громко приказали ехать в Кривоколенный переулок. Альберт изрядно устал, ему было вполне достаточно того, что он видел: барон притворялся, но зачем?

Поручик решил обо всём рассказать Воронову, а там видно будет…

* * *

Сонечка лежала в кровати, но сон не шёл. Она пыталась читать, но ровным счётом ничего не понимала. Мысли путались: уж слишком много событий за последнее время произошло.

Марфуша давно спала в своей каморке около лестницы, так что поделиться ей своими сомнениями и думами было, увы, не с кем. А таковых было предостаточно.

Припоминая предыдущий бал в Преображенском, Соне всё же казалось странным появление барона фон Унгера и его настойчивые взгляды, даже можно сказать назойливые. Но затем, поразмыслив, она снова пришла к мнению, что барон воспитан, галантен, а как он читает стихи!

Что же ещё? Да, а при упоминании о Псковском имении он повёл себя странно, явно смутился. Соня ворочалась в постели и так и эдак, но мысли не прекращали лезть в голову: «А вдруг – это Лизка-злыдня подговорила барона надеть повязку и подшутить надо мной? Она никогда не простит мне гранатового перстня. Но откуда сестрица знает этого барона? Не помню, чтобы её когда-либо с ним знакомили…»

Наконец Соня заснула. Ей снилась свадьба: как стоит она перед алтарём, вся в белом, фата закрывает лицо; рядом жених – в чёрном фраке и, разумеется, с повязкой, скрывающей глаз… Появляется священник, он смеётся… От этого смеха у Сонечки по спине бегут мурашки. И в довершении всего священник вынимает свой правый глаз и протягивает прямо ей… Соня кричит от ужаса. А священник лишь усмехается:

– Ну что, голуба!? Пойдёшь за меня замуж? Ведь я тоже одноглаз!

Соня проснулась в холодной поту. Ей было жутко: ах и зачем она уговорила Марфушу погадать перед Рождеством? Правильно говорила горничная: грех всё это! Вот теперь и расплата…

* * *

Всё следующее утро и часть дня, вплоть до трёх часов по полудни, Сергей Воронов, верхом на лошади гарцевал по плацу. Генерал-губернатор сдержал слово и явился на подготовку к предстоящему смотру, посвящённому приезду императорских особ.

Он сначала также сидел верхом на отменном чёрным, как вороново крыло, жеребце, затем ему стало тяжело – всё-таки уже в летах. Высокому гостю принесли кресло и укутали ноги меховым одеялом.

Генерал-губернатор постоянно бубнил себе под нос, недовольно фыркал, пил коньяк и закусывал лимоном. Сергей понимал: начальству влетит сполна, ибо Его Превосходительство явно не доволен.

Поручик замёрз: венгерка, подбитая мехом всё ж не была рассчитана на такой холод, руки под перчатками сводило, ноги чуть ли не примёрзли к бокам несчастной лошади…

Когда же, наконец, Его Превосходительство и сам не выдержал: подготовка было в всеобщей радости окончена. Замёрзшие гусары могли вернуться в казармы.

Едва Сергей отогрелся, как получил с посыльным короткую записку:

«Дорогой друг!

Не далее, как вчера вечером я выяснил: барон фон Унгер посещает злачные места и развлекается с актрисами. Мало того: повязка – фальшива, ибо оба его глаза пребывают в полном здравии.

Альберт Гварди».

Сергей буквально обомлел: для чего устроил барон всё это представление? – для того, чтобы прикинуться человеком, повидавшим жизнь, или поинтересничать перед юной наивной Сонечкой?

Его охватило негодование, затем ревность. Чувства нахлынули: что он вообще хочет от кузины? – ведь они знакомы с детства, он всегда был привязан к милой Сонечке! А теперь ему – двадцать лет, а ей – шестнадцать! И только ли он питает к кузине родственные чувства, или всё же нечто большее? Отчего же его так беспокоят её отношения с бароном?

Сергей пребывал в смятении. Но одно он знал точно – следует непременно выяснить: отчего фон Унгер притворяется?

* * *