Загадки творчества Булата Окуджавы: глазами внимательного читателя

– Мой конь притомился. Стоптались мои башмаки.
Куда же мне ехать? Скажите мне, будьте добры.
– Вдоль Красной реки, моя радость, вдоль Красной реки,
до Синей горы, моя радость, до Синей горы.

– А как мне проехать туда? Притомился мой конь.

Скажите, пожалуйста, как мне проехать туда?
– На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь,
езжай на огонь, моя радость, найдешь без труда.

– А где же тот ясный огонь? Почему не горит?

Сто лет подпираю я небо ночное плечом…
– Фонарщик был должен зажечь, да, наверное, спит,
фонарщик-то спит, моя радость… А я ни при чем.

И снова он едет один без дороги во тьму.

Куда же он едет, ведь ночь подступает к глазам!..
– Ты что потерял, моя радость? – кричу я ему.
И он отвечает: – Ах, если б я знал это сам!

Для того чтобы интерпретировать песню «Ночной разговор», обратимся к стихам и песням, которые были написаны примерно в это же время и уже фигурировали в этой главе как примеры конфликта между эмоциональным и рациональным началом. Ближе всего к «Ночному разговору» по диспозиции персонажей и по взгляду на проблему оказывается «Старый пиджак». Сравним состав действующих лиц. В «Старом пиджаке» это «я», обозначенный нами как «скептик»; «он» – «поэт»; «ты» – Муза, любви которой добивается автор. Под «старым пиджаком» подразумевается, скорее всего, творческая манера поэта. Нельзя ли между героями «Ночного разговора» распределить эти же роли? В «Старом пиджаке» герой, олицетворяющий рациональное начало, призывает к себе «поэта», выражает свое разочарование тем, что старый поэтический метод уже «приелся» ему, не нов для него, и предлагает перекроить все иначе. Иронический характер этого совета прямо декларирован. Далее на протяжении всего стихотворения «скептик» с усмешкой, правда, не исключающей сочувствия, смотрит на мучительные усилия другого. В «Ночном разговоре» один из героев мечется и чего-то ищет, а другой дает ему советы, бесполезность которых он в конце концов и сам признает так спокойно, что это похоже на издевку. Нам кажется, что всадника здесь можно было бы смело идентифицировать с поэтическим началом, а его собеседника – со скептическим, рациональным. В «Старом пиджаке» «скептик» констатирует дискомфорт, который заставляет искать новый путь; в «Ночном разговоре» это делает «поэт» – всадник. Утверждение: «Мой конь притомился. Стоптались мои башмаки» на семантическом уровне эквивалентно начальным строкам из «Старого пиджака»: «Я много лет пиджак ношу./ Давно потерся и не нов он». Здесь нужно заметить, что в обоих случаях оценка творчества, скрытая в приведенных словах, определяется через ощущение усталости и изношенности. В «Ночном разговоре» всадник, признав необходимость перемен, задает вопрос: «Куда же мне ехать?». В «Старом пиджаке» «скептик» ничего не смог предложить «поэту», кроме шуточного совета: «Перекроите все иначе». В «Ночном разговоре» совет направиться «вдоль Красной реки, моя радость, вдоль Красной реки, / до Синей горы, моя радость, до Синей горы» – тоже ирония, граничащая с насмешкой, и это подтверждается необычным обращением «моя радость», которое многих вводило в заблуждение, поскольку в современной поэзии такая форма, как правило, употребляется при обращении к индивиду противоположного пола или ребенку. Но сам Окуджава в рассказе «Искусство кройки и житья», название которого напоминает читателю о метаморфозах старого пиджака, с очевидной иронией пишет: «Ну хорошо, моя радость, что же ты будешь делать с этой солидностью в этом не самом совершенном наряде, раня руки при малейшем прикосновении к драпу, не сгибаясь, едва переставляя деревянные ножки, гудящие под тяжестью ватной брони?» (курсив мой. – Е. Ш.)[221], – во внутреннем монологе обращаясь к самому себе. А теперь вспомним еще одну песню Окуджавы «Я выдумал музу Иронии»[222], в которой он оглядывается на пройденный путь.

Я выдумал музу Иронии
для этой суровой земли.
Я дал ей владенья огромные:
пари, усмехайся, шали.

Зевеса надменные дочери,

ценя превосходство свое,
каких бы там умниц ни корчили —
не стоят гроша без нее.