Загадки творчества Булата Окуджавы: глазами внимательного читателя

Теперь приведем некоторые важные психологические характеристики снов и соотнесем их с особенностями стихотворения. Очень важно для нас следующее утверждение: «Функция сновидения – это попытка решения эмоциональной проблемы во сне»[224]. О какой же эмоциональной проблеме идет речь в песне Окуджавы? Зная контексты, нетрудно догадаться об этом. «Ночному разговору» предшествовал целый ряд стихов и песен, в которых поэт высказывался о двойственности своего отношения к собственному творчеству и утверждал, что одна сторона его личности не удовлетворена его поэзией и хочет «перекроить все иначе», а другая с иронией смотрит на эти попытки. Окуджава облекал этот внутренний конфликт в разные формы. Вначале он прямо писал, о чем идет речь, как в «Песенке о моей душе» или в стихотворении «Я никогда не витал, не витал…», а позже стал прибегать к иносказаниям («Шарманка-шарлатанка», «Старый пиджак»). Ко времени написания «Ночного разговора» стихи и результаты размышлений о проблеме уже находились в эмоциональной и ассоциативной памяти. Тема, занимавшая Окуджаву в состоянии бодрствования, с большой вероятностью могла породить сновидения. Как видоизменяется восприятие проблемы во сне по сравнению с состоянием бодрствования? Психологи утверждают: «Сны выполняют функции обработки информации, не подчиняясь логике бодрствования»[225]. Нужно заметить, что содержание «Ночного разговора» алогично. Из ниоткуда появляется всадник и, начав с сообщения: «Мой конь притомился. Стоптались мои башмаки», спрашивает: «Куда же мне ехать?», что совершенно бессмысленно без указания пункта, до которого нужно добраться, и отсылает нас к поговорке: «Иди туда, неведомо куда; ищи того, неведомо чего»[226], приведенной в секции «Толк-Бестолочь» у Даля. Однако собеседник не удивлен ни появлением всадника, ни его словами, и это понятно, если он видит во всаднике своего двойника. А сама реплика – вариация вопроса, кажущегося почти что выкриком, который возникает в стихотворении «Музыка» («И музыки стремительное тело / плывет, кричит неведомо кому: / „Куда вы все?! Да разве в этом дело?!” / А в чем оно? Зачем оно? К чему?!!»[227]). Это стихотворение почти совпадает по времени написания с «Ночным разговором».

А у Анненского в переводе упомянутого выше стихотворения Верлена «Я долго был безумен и печален…»[228]: «А сердце, плача, молвило ему: / „Ты думаешь, я что-нибудь пойму?”».

Согласно теории Канемана, в бодрствующем сознании функция постановки вопросов «закреплена» только за одной из двух систем, о которых он говорит, – логико-рациональной. Однако в состоянии сна эта система отключена, и действует только эмоционально-интуитивная система. Она сама задает вопросы и отвечает на них. Поэтому внутренний диалог в песне ведется на базе ассоциативной и эмоциональной памяти. За вопросом «Куда же мне ехать?» стоит полная потерянность «поэта», и в неспособности выбрать творческий путь он признается своему двойнику – «скептику». В предыдущих своих стихах о внутреннем разладе, «Старом пиджаке» и «Шарманке-шарлатанке», отношение «скептика» к «поэту» снисходительно-ироническое. Можно ожидать, что и в «Ночном разговоре» сохранится эта заложенная в эмоциональной памяти позиция, которая и определит ответы «скептика» на вопросы «поэта». Большая часть диалога в «Ночном разговоре» представляет собой мольбу «поэта» помочь ему найти свою дорогу, перемежаемую насмешливыми советами «скептика», и только в последней строфе становится видно, что «скептик» серьезно обеспокоен судьбой «поэта».

Вопрос: «Куда же мне ехать?», очевидно, извлеченный из ассоциативной памяти, где уже хранились такие стихи, как «Музыка», и ответ: «Вдоль Красной реки, моя радость, вдоль Красной реки, / до Синей горы, моя радость, до Синей горы», при всей абсурдности с бытовой точки зрения, вполне допустимы и объяснимы в сновидении. «Скептик» сообщает верховому якобы конкретные географические названия; об этом свидетельствуют заглавные буквы в определениях «Красный» и «Синий». Но в фольклорных текстах «красный» означает «красивый», а синие горы часто упоминаются в поэзии, так что «Красная река» и «Синяя гора» – это еще и обобщения, вроде «райских кущ». И эта обобщенность указывает на то, что, возможно, «скептик» ответил первое, что пришло на ум. Ответ ничем не может помочь «поэту» в разрешении проблемы – это банальность. Она отражает ироническое отношение «скептика» к вопросу; совет дается в самой далекой от практического смысла форме. Если «Ночной разговор» – стилизация сна, то Окуджава блестяще имитирует ассоциацию, которую мог породить такой вопрос во сне.