Я занял позицию у двери, как велел Пуаро, с удивлением размышляя над тем, что скрывается за этой просьбой. Почему я должен стоять на страже именно в этом месте? Но я стоял и задумчиво смотрел вдоль коридора. И вдруг меня осенило, что, за исключением Цинтии Мёрдок, комнаты всех обитателей дома находились именно здесь, в левом крыле здания. Есть ли в этом какая-то связь? Я честно продолжал стоять на своем посту. Шло время. Никто не приходил. Ничего не случалось.
Наконец, минут через двадцать, появился Пуаро.
– Вы не двигались с места? – спросил он.
– Нет, стоял тут неподвижно, как скала. Ничего не случилось.
– О! – По его тону нельзя было понять, доволен он или разочарован. – Вы ничего не видели?
– Нет.
– Тогда, наверное, что-нибудь слышали? Сильный грохот… А,
– Нет.
– Возможно ли? О-о! Я недоволен собой. Вообще-то я не так неуклюж, но тут сделал слабый жест левой рукой – и столик у кровати упал!
Мне знакомы жесты Пуаро, но он был так по-детски раздосадован и огорчен, что я поспешил его утешить:
– Неважно, старина! Какое это имеет значение? Ваш триумф, который вы произвели внизу, в гостиной, привел меня в восторг. Это было сюрпризом для всех, уверяю вас! По-моему, в романе мистера Инглторпа с миссис Рэйкс должно быть нечто большее, чем мы предполагали, коли он так упорно помалкивал. Что вы собираетесь делать теперь, Пуаро? Где эти парни из Скотленд-Ярда?
– Спустились вниз, чтобы расспросить слуг. Я показал им все вещественные доказательства. Надо сказать, Джепп меня разочаровал. Никакого метода!
– Хэлло! – воскликнул я, выглянув в окно. – Это доктор Бауэрштейн. По-моему, Пуаро, вы правы насчет этого человека. Мне он не нравится.
– Он умен, – задумчиво напомнил Пуаро.
– О, дьявольски умен! Должен признаться, я очень обрадовался, увидев его во вторник в таком плачевном состоянии. Вы бы на него посмотрели! Ничего подобного вам видеть не приходилось! – И я рассказал о злосчастном приключении доктора. – Он выглядел как настоящее пугало! В грязи с головы до пят.
– Значит, вы его видели?
– Да. Он, правда, не хотел входить в дом (это было как раз после ужина), но мистер Инглторп настоял.
– Что? – Пуаро порывисто схватил меня за плечи. – Доктор Бауэрштейн был здесь во вторник вечером? И вы мне ничего не сказали? Почему вы мне об этом не сказали? Почему? Почему? – Он был вне себя, прямо в неистовстве.
– Мой дорогой Пуаро! – попытался я его увещевать. – Право же, я никогда бы не подумал, что мой рассказ может вас заинтересовать. И не знал, что это важно.
– Важно?! Это имеет первостепенное значение! Итак, доктор Бауэрштейн был здесь во вторник ночью… в ночь убийства! Гастингс, разве вы не понимаете? Да, это меняет все… Все! – Неожиданно он, видимо, принял решение. –
Мы нашли Джона в курительной комнате. Пуаро направился прямо к нему:
– Мистер Кавендиш, у меня важное дело в Тэдминстере. Новая улика. Могу я воспользоваться вашей машиной?
– Разумеется. Вы хотите ехать сейчас?
– Если не возражаете.
Джон велел подать машину к подъезду. Через десять минут мы уже мчались через парк, а затем по главной улице к Тэдминстеру.
– А теперь, Пуаро, может, вы мне все-таки объясните, в чем дело? – покорно попросил я.
– Ну что же,
– Да, это так, – согласился я, почувствовав при этом невыразимое облегчение. Конечно же, подозрение не должно было пасть на Мэри Кавендиш!
– Сняв с Алфреда Инглторпа подозрения, – продолжал Пуаро, – я вынужден действовать быстрее. Пока все думали, что я его преследую, настоящий преступник не был настороже. Теперь же он будет вдвое осторожнее. Да… вдвое осторожнее! – Пуаро резко повернулся ко мне: – Скажите, Гастингс, вы сами… вы кого-нибудь подозреваете?
Я заколебался. Сказать по правде, утром одна идея раз-другой мелькнула в моем мозгу. Но поскольку она показалась мне экстравагантной, даже дикой, я отказался от нее, как от абсурдной. И тем не менее не забыл.
– Это настолько глупо, – пробормотал я, – что вряд ли можно назвать подозрением.