– Присматривайте за ней, Гастингс! За моей бедной Эмили. Они тут все как клубок змей! Все! О, я знаю, что говорю. Среди них нет ни одного, кто не нуждался бы в деньгах и не пытался бы вытянуть у нее побольше. Я защищала ее, как могла. А теперь, когда меня тут не будет, они все на нее накинутся.
– Разумеется, мисс Ховард, сделаю все, что смогу, – пообещал я. – Но уверен, сейчас вы просто расстроены и возбуждены.
Она перебила меня, медленно покачав головой:
– Поверьте мне, молодой человек. Я дольше вашего прожила на свете. Все, что я прошу, – не спускайте с нее глаз. Вы сами увидите.
Через открытое окно послышался шум мотора и голос Джона. Мисс Ховард поднялась и направилась к двери. Взявшись за дверную ручку, она повернулась и поманила меня пальцем:
– Мистер Гастингс, особенно следите за этим дьяволом – ее мужем!
Больше она ничего не успела сказать, так как ее буквально заглушил хор голосов сбежавшихся на проводы людей. Инглторпы не появились.
Когда автомобиль уехал, миссис Кавендиш вдруг отделилась от нашей группы и пошла через проезд к лужайке навстречу высокому бородатому мужчине, который явно направлялся к дому. Она протянула ему руку, и щеки у нее порозовели.
– Кто это? – резко спросил я, так как инстинктивно почувствовал к этому человеку неприязнь.
– Доктор Бауэрштейн, – коротко ответил Джон.
– А кто такой доктор Бауэрштейн?
– Он отдыхает в деревне после тяжелого нервного расстройства. Лондонский специалист, по-моему, один из величайших экспертов по ядам, очень умный человек.
– И большой друг Мэри, – вставила неугомонная Цинтия.
Джон Кавендиш нахмурился и тотчас сменил тему разговора:
– Давайте пройдемся, Гастингс! Это отвратительная история! У Эви всегда был острый язык, но во всей Англии не найти более преданного друга, чем она.
Он направился по тропинке через посадки, и мы пошли в деревню через лес, служивший границей имения.
Уже на обратном пути, когда мы проходили мимо одной из калиток, из нее вышла хорошенькая молодая женщина цыганского типа. Она улыбнулась нам и поклонилась.
– Какая красивая девушка, – заметил я с удовольствием.
Лицо Джона посуровело.
– Это миссис Рэйкс.
– Та самая, о которой мисс Ховард…
– Та самая! – с излишней резкостью подтвердил он.
Я подумал о седовласой старой леди в большом доме и об этом оживленном плутовском личике, которое только что нам улыбнулось, и вдруг ощутил холодок неясного дурного предчувствия. Но постарался не думать об этом.
– Стайлз в самом деле замечательное старинное поместье, – произнес я.
Джон довольно мрачно кивнул:
– Да, это прекрасное имение когда-нибудь будет моим… Оно уже было бы моим, если бы отец сделал соответствующее завещание. И тогда я не был бы так чертовски стеснен в средствах.
– Вы стеснены в средствах? – удивился я.
– Дорогой Гастингс, вам я могу сказать, что мое положение буквально сводит меня с ума!
– А ваш брат не может вам помочь?
– Лоуренс? Он истратил все, что имел, до последнего пенса, издавая свои никчемные стихи в роскошных обложках. Нет! Все мы сидим без денег, вся наша компания. Надо сказать, наша мать всегда была очень добра к нам. Я хотел сказать – была добра до сих пор… Но после своего замужества, разумеется… – Джон нахмурился и замолчал.
Впервые я почувствовал, что с уходом Эвлин Ховард обстановка в доме необъяснимо изменилась. Ее присутствие внушало уверенность. Теперь, когда эта уверенность исчезла, все, казалось, наполнилось подозрением. Почему-то перед моим мысленным взором возникло неприятное лицо доктора Бауэрштейна. Меня переполнили неясные подозрения. Я засомневался во всех, и на какой-то момент у меня появилось предчувствие неотвратимо надвигающегося несчастья.
Глава 2
16 и 17 июля
Я прибыл в Стайлз 5 июля. А сейчас приступаю к описанию событий, произошедших 16-го и 17-го числа этого месяца. И для удобства читателя перечислю как можно подробнее события этих дней. Их последовательность была установлена на судебном процессе в результате долгого и утомительного перекрестного допроса.
Спустя несколько дней после отъезда Эвлин Ховард я получил от нее письмо, в котором она сообщала, что работает в большом госпитале в Миддлингхэме, промышленном городе, находящемся милях в пятнадцати от нас. Эвлин просила написать ей, если миссис Инглторп проявит желание примириться.
Единственной ложкой дегтя в бочке меда моих мирных дней в Стайлз-Корт было странное и, я бы даже сказал, необъяснимое предпочтение, которое миссис Кавендиш отдавала обществу доктора Бауэрштейна. Не могу понять, что Мэри нашла в этом человеке, но она постоянно приглашала его в дом и часто отправлялась с ним на дальние прогулки. Должен признаться, я не в состоянии был увидеть, в чем заключалась его привлекательность.