Загадочные края

И подмигнул ей. И в самом деле, в этой возне было больше забавы, чем назидания.

После ужина Ингрид упросила мать позволить врачу осмотреть её, и хирург, отогревшийся у камина, переодетый в сменную одёжку слуги Сорглана, наевшийся наконец и подкрепившийся горячим чаем, принялся выслушивать сердце красной от смущения женщины. Он также воспользовался принесённым Ингрид тонометром и, выйдя от Алклеты, только пожал плечами.

– Она уже немолода, – сказал он. – Сколько ей?

– Пятьдесят шесть.

– Понятно. Сердце пошаливает, нужно бы провести нормальную диагностику: электрокардио, эхо, узи, подобрать лечение, но я, право, теряюсь… Кроме того, давление высоковато. Вы не знаете, у неё всегда такое было?

– Откуда мне знать? Я обзавелась этим прибором в конце лета, а с ней знакома всего полгода.

– С вашей матерью? – непонимающе переспросил он.

– Она мне приёмная мать. Но разве это так существенно?

– Нет. Состояние женщины внушает обеспокоенность, это я могу понять.

– Господи…

– Я сделаю что смогу, но вам нужно будет поискать лекарства. На этом рынке, кажется, всё можно купить. А если не будет, то нужно как-нибудь… Заказать или отправить кого-то. Женщине нужно полноценное питание, поменьше жирного, побольше овощей и фруктов, а в первую очередь – полный покой. Никаких треволнений. И лучше вам, конечно, обзавестись специалистом. Поищите, должен встретиться хоть один.

– Разумеется, я постараюсь. И вам трудоустройство обещаю. – Она улыбнулась. – В мире, где мужики кромсают друг друга мечами и прочими режущими предметами, хирург всегда будет нужен.

– Это даёт мне надежду.

Он шутил, но чувствовал себя явно не лучшим образом. Покосившись на пот, выступивший у него на лбу, она с опаской спросила:

– А вы случайно не больны?

Он провёл рукой по щеке.

– Насколько я понимаю, температура есть.

– В таком случае идите ложитесь. Эльгинн покажет вам, где… Эльгинн, устрой… Э-э, как вас зовут?

– Валентин Михайлович.

– Знаете, забудьте здесь о своём отчестве, вас не будут понимать. И учтите, что очень скоро вам подберут имя в местном духе.

– Я уже понял. – Он попытался улыбнуться, но толком не смог, и девушка поняла, что ему на самом деле худо.

Следующий день Ингрид провела в покоях – попеременно у матери и у себя. У себя она расшивала бисером маленькую сумочку, которая должна была подойти к её бальному платью и послужить косметичкой (она лелеяла надежду, что сможет ввести подобные вещицы в обиход), а у матери разбирала наряды. Хельг громко гремел своими инструментами в соседней маленькой комнатке, отведённой под спальню слугам, и это служило поводом для множества шуток. Он обещал непременно наладить турбинку к вечеру, но работа, похоже, затягивалась.

Ингрид хотелось снова поехать в город, но и Канут, и Сорглан были заняты делами, а она не решалась их сердить. В конце концов, оставался ещё один день, и, если на рынке продаётся хоть что-нибудь подходящее, она сможет купить это и день спустя, перед самым балом. Кроме того, как она поняла по объяснениям матери, Самайн и в королевском дворце встречали в традиционных одеждах, и в расчёт не шло даже то, что гости были из самых разных областей, где чтили свои традиции и носили очень разные наряды.

– Сможешь увидеть много всего интересного, – пообещала дочери Алклета. – Когда-то империя представляла собой с десяток мелких государств.

– А раньше – с сотню различных племен. Да?

– Говоришь о незапамятных временах? – Графиня рассмеялась. – Я бы сказала – с тысячу. Ты плохо себе представляешь размеры империи.

– Совершенно верно. Но интересно будет посмотреть.

По этому случаю снова были вынуты жёсткие от вышивки рубахи и шерстяные юбки – и то, и другое, слава всем Богам, гладить было не нужно. Ингрид перебирала складки и думала о том, что этот мир, хоть и похожий на её родину, всё же развивается, кажется, куда мудрее. Здесь традиции не считаются стыдным пережитком, и, пусть в виде обрядов, но соблюдаются аккуратно, и даже в императорском дворце можно увидеть знать, совершенно серьёзно носящую национальные костюмы.

Вечером пришёл Канут – усталый, грязный и голодный – он принёс Ингрид леденцов и несколько собольих шкурок.

– Это самые лучшие, с голубым оттенком.

– На манто? – обрадовалась она.

– Что такое манто?

– Такая накидка на бальное платье.

– Я, конечно, мало что понимаю в женских нарядах, тебе решать. Отец сказал, что ты хочешь поехать в город.

– Уже поздно. – Она подошла и отодвинула гобелен, прикрывающий окно. У всех этих гобеленов было самое практическое значение – они сдерживали холод и сквозняки, идущие от больших окон с плохо пригнанными стеклами. Днём гобелены снимали, чтоб снова повесить, когда наступала темнота, словом, они заменяли шторы и были пусть менее удобны, зато, наверное, куда функциональнее – за счёт своей плотности.