Загляни ко мне на Рагнарёк

Есть у нека двоюродный брат — фоссегрин. Он живет не в море, а в водопаде — в море его укачивает. Фоссегрин владеет великолепной методикой обучения игре на скрипке, все преподаватели консерваторий умирают от зависти (конечно, те, кто о фоссегрине слышал). Правда, стать его учеником непросто. Во-первых, он живет в водопадах. Так что если ты из Москвы или из пустыни Намиб, то обучение по месту жительства исключается. Во-вторых, фоссегрин требует в уплату белого козленка. У тебя есть лишний белый козленок? У меня и нелишнего нет.

Если козленок тощий, то фоссегрин научит только отличать скрипку от барабана (знание, конечно, сугубо необходимое в наше время). Зато если козленок жирный, фоссегрин берет ученика за правую руку и водит ее по струнам взад-вперед. Когда на кончиках пальцев выступит кровь, обучение считается законченным. Красота! Не надо учить ноты, годами тренироваться, мучиться от боли в плече… а сыграет ученик фоссегрина так, что запляшут деревья и замрут водопады.

Мораль: теперь ты сразу поймешь, кто виноват, если увидишь, что Летний сад пустился вприсядку.

Глава 11 ПОГИБШАЯ МЕЧТА

Сколько в Стокгольме ваз, вазочек и вазонов? Барочные вазы королевского дворца, каменные огромные вазы Национального музея, бронзовые чаши викингов из Исторического музея, современные вазочки в магазинчиках на улице Королевы Кристины… Неутомимый Данька заглянул даже в «ночную вазу» — горшок в домике Мумми-тролля в музее Юнибакен. Он добросовестно попытался покопаться в клумбе, сделанной в гранитной вазе на лестнице неподалеку от Северного музея. Еле Влад отговорил: когда сажали цветы, кольцо бы нашли. Ваз было много, а Данила и Влада слишком мало.

— Все, — простонал Данил. — Я сдох. Больше никаких музеев. Тупо сажусь на лавочку и тупо ем мороженое до самого отплытия.

— И я, — сказал Влад.

— Я и то удивляюсь вашему энтузиазму, — сказала мама. — Столько музеев вытерпели. Ну и посидите. А я зайду в последний музей — и все, на паром.

— Я даже не буду спрашивать, какой это музей, — пробормотал Данил. — Достало все.

— И я, — сказал Влад.

— Это музей одного-единственного корабля, — коварной маме не хотелось оставлять детей одних на скамеечке перед музеем, и она незаметно соблазняла их пойти с ней. — Настоящий парусный корабль затонул 300 лет назад со всем экипажем. Сейчас его подняли, реставрировали… Такого музея нигде нет. Корабль называется «Ваза».

— Что?! — Даньку аж подбросило со скамейки.

— Ваза? — повторил Влад. — Таких названий не бывает. Фрегат «Кастрюлька», корвет «Ковшик», крейсер «Дуршлаг с дырочками»…

— Ваза — это не посуда, балда необразованная, — сказала мама, радуясь, что только что прочитала это в путеводителе. — Позор не знать таких вещей. Ваза — это фамилия шведских королей того времени. В 17-м веке правил Густав Ваза. Вот в честь него и назвали самый большой корабль.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Данил. — Последнюю «вазу» придется обследовать. Надеюсь, это не очень скучно.

Постояли в маленькой очереди в кассу, заплатили 90 крон, прошли в зал-«предбанник», вышли в основной зал. Данька проворчал что-то про надоевшие музеи… и замер.

В полумраке зала на них надвигалась темная мрачная громадина. Невероятный корабль плыл по каким-то невозможным волнам. И было неважно, что нет парусов, что облезла краска и вообще плыть не по чему — воды нет в зале музея. Труп корабля упорно плыл по несуществующему морю — раз уж не удалось вволю поплавать при жизни.

— Нет, он не труп, — возразил сам себе Влад. — Он живой. Он дышит.

Черные округлые борта двигались — вдох-выдох… Подрагивали какие-то большие деревянные брусья, мальчики не знали, как они называются. Отсутствующий ветер пошевеливал такелаж…

— Это не корабль… — потрясенно выдохнул Данил.