— Ну, вы сказали, что ваш муж решил инсценировать заготовку овощей на зиму, а дело было в апреле.
— Ой, я как-то об этом не подумала, — удивленно вскинула брови Елизавета Андреевна. — И Вениамин — тоже. Вот что значит профессионализм.
— А когда вы выносили труп, видел вас кто-нибудь из соседей?
— Не знаю, не помню, — взволнованно проговорила она.
— А подсвечник, которым вы нанесли удар Г… — Я чуть было не назвала фамилию убитого и вовремя осеклась. Вот что значит профессионализм, усмехнулась я про себя. — …удар этому человеку, куда потом делся?
— А его Вениамин унес куда-то на следующий день.
— Ясно. А куда вы дели вещи убитого? Ведь он, как я поняла, был голый.
— Вещи Вениамин сложил в тот же мешок.
— Понятно, — кивнула я. — Теперь продолжайте.
Елизавета Андреевна опустилась в кресло, стоящее возле окна, глубоко вздохнула и приступила ко второй части своего рассказа.
— После того, как все было сделано, я наглоталась сильнодействующего снотворного и ушла в свою спальню. Когда я почувствовала, что засыпаю, ко мне вошел Вениамин, включил люстру и сказал, что желает со мной серьезно поговорить. Он был сильно пьян и едва держался на ногах. Я попросила отложить этот разговор до завтрашнего утра, так как была почти не в состоянии что-то соображать, но он настаивал на своем и велел мне выйти в кухню. Собрав последние силы, я подчинилась.
Теперь мы сидели за столом, с которого так и не были убраны остатки ужина. Муж налил мне водки и велел выпить. Я отказалась, сославшись на то, что только что приняла большую дозу снотворного. Тогда он выпил сам и заговорил со мной уже совершенно заплетающимся языком:
— Короче, так, дорогая, — сказал он. — После того, что случилось, мы оказались друг у друга в руках. Ты знаешь обо мне, что я предпочитаю мужчин женщинам, я же знаю о тебе, что ты убийца. Мои небольшие шалости в случае огласки грозят мне лишь потерей репутации и, возможно, увольнением с работы, твой поступок грозит тебе расстрелом. Надеюсь, что ты все поняла? Поняла?
Я кивнула, чувствуя, что вот-вот засну прямо на стуле, а он продолжал:
— Так вот, поскольку твоя вина гораздо больше моей, хозяин положения — я! И я буду диктовать условия. Во-первых, ни о каком разводе не может быть и речи, во-вторых, теперь я буду жить так, как хочу, а ты будешь помалкивать в тряпочку и никогда ничего не поставишь мне в упрек.
— Но, кажется, я всегда так и поступала, — попыталась я возразить.
— Заткнись! — рявкнул он на меня. — Считай, что эта тряпочка у тебя уже во рту! И учти, если ты все-таки посмеешь что-то вякнуть обо мне, то я всегда могу сказать, что у тебя слишком богатое воображение. Зато твоя вина имеет доказательства. Они находятся в нашем погребе. Помни это.
— Все? — спросила я, почти не слыша собственного голоса.
— Теперь все, — ответил он.
Я даже не помню, как дошла до своей комнаты. А когда проснулась, его уже не было дома.
Пару недель ничего особенного не происходило. Я только постоянно думала о том, что в нашем погребе лежит труп человека, которого я убила, и находилась в состоянии какого-то оцепенения. Вениамин же каждый день приходил домой вовремя, ужинал и отправлялся в свою комнату. С ним мы больше ни о чем не разговаривали. А по прошествии этих двух недель начался самый что ни на есть кошмар. Трудно передать словами, Танечка, что мне пришлось пережить, — снова вздохнула Елизавета Андреевна и прижала ладони к щекам. — Он стал приводить в дом своих любовников! Вы представляете? Прямо при мне. Помню, как это случилось первый раз. Около девяти вечера Вениамин заявился с каким-то молодым человеком. На вид ему было лет двадцать, не больше, маленький худенький мальчик. Он заметно нервничал и очень смущался. Муж пригласил его в гостиную и велел мне накрыть стол. Сначала я не подозревала, что этот мальчик его любовник. Но когда подала им кофе, заметила, что Вениамин гладит его по ноге, не обращая на меня никакого внимания. Я пришла в ужас и поспешила уйти из комнаты, сделав вид, что ничего не заметила.
Вскоре муж зашел на кухню и приказал мне сидеть там и не высовываться. Я попросила разрешения уйти на это время из квартиры, но он запретил.
— Ты никуда не уйдешь, пока я тебе этого не разрешу, — сказал он. — Помни, что ты у меня в руках.
Около часа я просидела на кухне, обливаясь слезами и трясясь от страха. Да, Танечка, мне было страшно думать о том, что творится сейчас в квартире, в которой я живу. Потом Вениамин зашел ко мне и попросил выйти в коридор, чтобы вместе с ним проводить дорогого гостя. Да, он так и сказал: «Дорогого гостя»!
— Зачем он это сделал? — спросила я.
— А на случай, если в это время в коридор войдут соседи. «Пусть они видят, что ты дома и в нашей семье все пристойно», — объяснил он.
— И вы сделали это? — не удержалась я от вопроса.
— Да, — тихо прошептала Елизавета Андреевна и заплакала. — Да, я проводила его до лифта. Я и мой муж. В этот момент мне придавало сил лишь понимание того, что Тимофеевский совершенно больной человек.