Загнанная в угол

Я понимала, что ему гораздо интереснее говорить о себе, чем о деле, но уже пообещала не прерывать его. Приходилось молча внимать рассказу о нелегкой доле гомосексуалиста. Шурочка между тем распалялся все больше:

— Нет, он, конечно, не обложил меня нелегальными налогами. Этого бы еще не хватало! Но зато назначил доверенным лицом. А это означает, что я должен собирать деньги со всех. То есть подставлять свою жопу еще и под статью. И это всего-то за сотню баксов! Я, естественно, в отказ. А он говорит: «Не хочешь заниматься торговлей, шатайся опять по своим дешевым барам». А я уже наладил бизнес, обидно расставаться с ним. Делать нечего, согласился.

Я приготовилась выслушать нечто конкретное, но Шурочку снова повело на лирику:

— Тут Веня почувствовал, что имеет надо мной власть. Стал назначать встречи по своему усмотрению. Ну, это уже перебор! Ладно, думаю, я тебя, свинья, как-нибудь прижму. Посоветовался с друзьями, а они мне: «Сиди, не дергайся. Мы сами от него стонем». Это я тебе о таких же торгашах, как я, из нашего района, рассказываю, — поспешил объяснить он, видя мое недоумение. — Венечка ведь многих к сожительству склонил, даже таких, кто этого не уважает, никогда таким не занимался. Студентики там всякие, кому стипендии и на сигареты не хватает. А тут: «Получи магазин! Заведуй! Только дай пару раз». Они соглашались. А что делать? Зато потом они денежки имеют. Да только недолго их праздник продолжается. Венечка столько шкур с них дерет, что ни один рэкет такого себе не позволит. Многие уходят, а сделать ничего не могут. Доказательств на Венечку у них нет. Кто им поверит? Или они про свои забавы должны рассказать? Тоже ерунда. Да и себя же запятнают. Это вот я ничего такого не стесняюсь. Мне по фигу!

Тут Шурочка тяжело вздохнул, вроде как сочувствуя студентикам и в то же время, как я поняла, ревнуя к ним Тимофеевского. И не ошиблась.

— А ведь Вениамин никем не брезговал. Сколько раз я предупреждал его, что боюсь СПИДа. А ему хоть бы что! Свинья он. От него потом на километр разит. Это просто ужасно! А меня заставлял в бабу наряжаться. Он же перестраховщик жуткий! Боялся, что соседи его заподозрят. Мне каждый раз у него в тачке переодеваться приходилось. Это же унизительно, в конце концов. Тех можно и так трахнуть, конечно. Ну, в машине или в лесочек заехать. Я-то не такая дешевка. Сразу сказал, что так ни за что не стану. И тогда он заставил меня эти маскарады устраивать. Домой потом ни разу не отвез, сволочь! Высадит за квартал от своего двора, сунет чирик на такси… Тьфу, вспоминать тошно!

Из этой сбивчивой речи я успела сделать для себя пока только два вывода. Первый: Шурочка, несомненно, мне пригодится. Он — сборщик налогов, а второе: я поняла, почему в тот вечер Тимофеевский так быстро вернулся домой. Все остальное пока было сущей ерундой, и я никак не могла сообразить, почему Луганов так откровенен со мной в своих интимных переживаниях.

— Последнее время я уже не мог этого терпеть и сказал Вене, что готов бросить все к чертям и пусть он подавится своим маркетом. И что же ты думаешь, подруга? Он заюлил передо мной. Он понял, что я не шучу. В итоге он выпросил у меня еще пять свиданий, пообещав, что потом отстанет от меня. Единственное, о чем просил, — это о сборе денег. Я, говорит, доверяю только тебе, но за это ты мне ничего не будешь должен. Работай спокойно. Вот мразь! Это я-то ему должен?! Но я понимал, что он от меня просто так ни за что не отстанет. Либо работы лишит, либо заставит платить, как все, либо так и будет свидания вымаливать. И вот тут-то, к моей превеликой удаче, появился шанс. В твоем лице. Да еще Венечка вручает мне отмычку универсальную и говорит, чтобы я срочно нашел у тебя кассету. А он, мол, потом пойдет к тебе и устроит «сладкую» жизнь. Между прочим, подруга, ты мне, может быть, жизнью обязана. Да-да! — вскрикнул он, видя, что у меня приподнялись брови. — Венечка ведь тебя грохнуть хотел! Прямо он, конечно, не сказал, но я это понял.

— Так уж и грохнуть? — не удержалась я.

— А почему бы и нет? Он сказал: «Вот найдешь кассету, и я с этой сукой разберусь. Жена точно молчать будет, а насчет детективши я не уверен». Что, по-твоему, из этого следует? А? Когда я встретился с ним и заявил, что кассеты нет, он ужасно расстроился. Потом начал подозревать меня. Но я сказал, что, мол, можешь сходить к ней прямо сейчас и посмотреть, как тщательно я обыскал квартиру, а лично мне кассета ни к чему. И еще добавил, что такие, как ты, всегда оставляют козыри на потом, то есть вроде: «Если со мной что-нибудь случится, то прошу вскрыть такой-то конверт». Венечка согласился со мной, поэтому тебя тогда и не тронул. И я не удивляюсь, что сейчас он горит желанием стереть тебя в порошок.

Луганов говорил много лишнего, рассуждения его были наивны, я понимала, что таким образом он хочет запугать меня на тот случай, если я задумаю вести с ним двойную игру, но какая-то доля правды в его откровениях имелась. Только это меня сейчас мало интересовало. Пора было переходить к фактам.