Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? (сборник)

Я помог Генриху добраться до края бассейна. Он вылез и ушел, даже не поблагодарив. Из виллы теперь доносился шум и гвалт, люди смеялись, орали как резаные и пели; а я все плавал взад-вперед, теперь уже один, плавал на спине, глядел на звезды и думал, что те же звезды светят над городом, где я родился, где сейчас все спят, где рано утром жители встают и снова идут все на ту же работу, которой они заняты день за днем, снова и снова я спрашивал себя, не мерещится ли мне, правда ли, что я плаваю в бассейне у виллы на Беверли Хиллз, где собрались все кинозвезды; представлял себе, что я тоже кинозвезда, и у меня было такое чувство, что я уже был здесь когда-то давно, еще до того, как родился, в те времена, когда Де Милль и Майер и все остальные только раскручивали это дело…

Оглядевшись вокруг, я увидел миссис Смитерс. Она наблюдала за мной.

– Вы сидите в воде уже час. Не надоело?

– Я и не думал, что так долго, – сознался я и в несколько гребков подплыл к краю. – Здесь прекрасно!

– Вы тут так долго, что меня минимум полтора десятка гостей спросили, кто этот греческий бог в бассейне. Ждете следующую эффектную девицу, чтобы она прыгнула к вам нагишом?

– О нет, мэм, – сказал я и вылез из воды.

– Мне пришло в голову, что, возможно, вы ждете, что за вами приду я.

– О нет, мэм.

– Ну вы просто прелесть, просто прелесть, – улыбнулась она, глядя на меня. – А какое прекрасное тело!

– Спасибо за комплимент.

– Вы занимаетесь гимнастикой?

– Нет, мэм. В средней школе я играл в футбол, но это все.

– Но вы прекрасно плаваете.

– Это да.

– Ну вот что – приходите сюда поплавать, когда захотите. Когда угодно.

– Спасибо.

– Я бы хотела, чтобы вы вернулись в зал. Бегите оденьтесь… хотя это просто преступление.

Я ушел в раздевалку, не поняв толком, что она имела в виду, но было у меня такое странное ощущение, где-то там, внизу, и я вспомнил, что то же чувство у меня было лет в тринадцать, когда мы с ребятами из воскресной школы отправились на пикник, а меня учительница миссис Смит завела одного в лес и села напротив, и рассказывала о Христе и всех его апостолах, но сама в это время все раздвигала ноги, так что я видел, где у нее кончаются черные чулки и какие у нее трусики, и при том она делала вид, что понятия не имеет, куда я пялюсь.

Когда я оделся и спустился в патио, Мона сидела на плетеной кушетке с какой-то девушкой.

– Ты слишком увлекся бассейном, тебе не кажется? – спросила Мона. – Ну ладно, иди сюда, я хочу тебя представить. Это Ральф Карстон, мисс Обэнкс.

– Очень приятно, – сказала девушка и тут же извинилась, встала и ушла.

– Не Лаура ли это Обэнкс, знаменитая актриса? – спросил я.

– Ну разумеется, та самая Обэнкс, и никакая иная.

– Кажется, ей что-то пришлось не по в^усу? Я вам помешал или как?

– Ну конечно. Это ничего – на ошибках учатся. Сегодня и вправду никого толком не поймешь. – Она взглянула на меня. – Пока дела у нас идут неплохо, а?

– Ну, надеюсь.

– Именно так, малыш. Обэнкс млеет по мне, а Смитерс – по тебе. Скоро, скоро мы покинем наш убогий домишко.

– Ну, я не заметил, чтобы она по мне млела, – возразил я.

– Ты-то, может, и не заметил, но можешь мне поверить. Ты ведь такой невинный, что женщина должна начать стаскивать с тебя штаны, чтобы ты что-то заподозрил.

У меня даже мороз прошел по коже.

– Ты бы лучше остановилась и не пила больше.

– Да, пожалуй, ты прав, – согласилась она и кивнула.

В салоне запел какой-то мужчина. Голос у него был глубокий и сильный. Я оглянулся, осмотрелся и шепнул Моне:

– Эй, взгляни-ка, вон у двери. У входа в салон. Она обернулась.

– Ничего не вижу. Что там такое?

– Ну, тот парень и женщина, что там обнимаются.

Она взглянула снова и спросила у меня через плечо, все еще уставившись туда:

– Ну и в чем дело?

– Как что? Ведь он же негр! Она быстро обернулась ко мне.

– Упаси тебя Бог еще раз произнести это слово! Тут нет никаких негров. Их называют цветными, понял? Просто цветной джентльмен.

– Индейцы тоже цветные, – сказал я, все еще глядя на парочку. – Дело в том, что женщина-то белая. Это…

– Так, подожди минутку. – Она схватила меня за локоть. Я почувствовал, как под ее рукой напряглись мои мышцы.

– Перестань вести себя как патентованный южанин. Замечай только то, что тебя касается…

– Это меня касается, – сказал я и попытался встать. Она вскочила и толкнула меня обратно в кресло. А сама встала надо мной, нагнувшись к моему лицу.

– Послушай меня, ты, проклятый дурак! – сказала она дрожащим от ярости голосом и ухватилась за подлокотники кресла, чтобы удержать меня в нем. – Если это не мешает той женщине, не помешает и тебе. Попробуй только устроить тут сцену, и можешь убираться куда подальше. Ты хочешь попасть в кино или нет?

– Ну, хочу.

– Тогда оставь людей в покое. Здесь сегодня весь Голливуд. Устрой скандал, и с тобой будет кончено раньше, чем ты узнаешь, как выглядит съемочный павильон изнутри. Тебе придется проглотить уйму вещей и похуже – и вообще, если хочешь знать, эти дешевые обжимания, которые ты видишь, – просто цветочки на фоне всей их связи. Эти двое спят друг с другом уже несколько месяцев. Это Хельга Карразерс.