Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? (сборник)

– Мы переписываемся три недели, но я еще не видел ее. Мы только обменялись фотографиями. Ей приглянулась моя, а мне, конечно, понравилась ее. Здесь, в Голливуде, просто замечательно, правда?

– Ну да, – ответил я. – Откуда вы сами?

– С Севера, из долины Сан-Хоакин. У меня там сад. Но в Голливуде я нынче впервые.

– Здесь замечательно, это точно, – сказал я.

– Никогда у меня не было причины заехать сюда. Но, надеюсь, приехать за женой – это уважительная причина, не так ли?

– Ну, ясно – всем причинам причина. А как случилось, что вы с Моной начали переписываться?

– Я дал объявление в газету «Одинокие сердца». Знаете, там у нас, в захолустье, девушек вообще немного. А красоток почти ни одной – а она ведь красотка, не так ли?

– Да, она очень красива. И когда вы собираетесь пожениться?

– Прямо сразу. Машина у меня там, на улице, бак полон бензина. Двинемся в Лас-Вегас. В Калифорнии ведь закон требует всего трех дней, вы, наверно, знаете.

– Да, знаю.

И тут появилась Мона. Они с парнем молча взглянули друг на друга. Она знала, кто он.

– Извините меня, – произнес я и встал раньше, чем кто-нибудь из них мог что-то сказать и задержать меня. Через кухню я вышел на улицу.

Светило солнце, то самое солнце, которого я всегда раньше боялся, когда был в таком настроении, – боялся из-за того, что оно мне могло показать, но теперь мне было все равно. Я шел и размышлял, что же мне делать. Думал я о Батче Зигфриде, который отправился в свадебное путешествие и собирается навестить друга детства, ставшего процветающим киноактером. Думал о еще одной преуспевающей киноактрисе, которую звали Дороти Троттер, думал о доме, о ребятах, с которыми рос и которые теперь были женаты, и завели детей, и имели постоянную работу и твердую зарплату, которые делают все время одно и то же и будут делать это до конца жизни, и в голове у меня мелькали все те же мысли, что и тысячи раз до этого, но только теперь я впервые понимал, что в них, возможно, и вправду что-то есть.

«Никуда не деться», – твердила все время Мона, и это правда, вот и она вернулась к тому, чего отчаянно пыталась избежать; и тут я сказал то, чего никогда не говорил раньше (но что, как я теперь знал, все время неотступно сидело у меня в голове, только таилось до времени), тут я сказал: «Лучше бы я остался дома!…»

Свернув с Вайн-стрит на Голливудский бульвар, я шел на запад и твердил себе, что я, видно, сошел с ума, раз признал это, и что пока еще не слишком поздно. Нет, нечего мне было оставаться дома, я был здесь, на бульваре, известном всему свету, в Голливуде, где происходят чудеса, и, может быть, сегодня, может, уже через мгновение какой-то режиссер проедет мимо и заметит…