Загогулина

— Лев! — сказала я сама себе. — Цуцульковский!!!

Жизнь показалась мне чудесной.

Поэтому после репетиции я пригласила его на ВДНХ. Весна была уже, апрель! С крыш падали сосульки и разбивались, как стакан!

Мы шли в толпе — самое мое любимое! Вдвоем — я и Лев!

— Взвесимся? Я плачу! — предложил Лев у главного входа на выставку.

С пальто и ботинками во Льве оказалось сорок два кило! Во мне было сорок девять триста.

Потом Лев стал жать на силомер и выжал восемь килограммов.

— А ну жимани! — велел мне Лев.

Я «жиманула» на пятнадцать.

Вид у Льва стал обиженный, как у рыбы барабули.

Я говорю:

— Брось! Мы же в разных весовых категориях!

Мне хотелось его рассмешить, и я стала рассказывать, как рассказывала моя мама, что у них один диктор по радио сказал: «Московское время тринадцать часов пятнадцать рублей!»

Но Лев до того насупился! К тому же он промочил ноги.

Лужи были глубокие, мутные, коричнево-зеленые — не хуже пруда с плавучими пузырями. В пруду отражался старик. Он сидел под мостом, и самого его мы не видели. Его отражение ело из пакета хлеб и кормило уток.

А вообще играла музыка! И над полем, где в прошлом году на осенней собачьей выставке Чипс получил приз (керамический набор из шести кружек для пива), повесили разноцветные флажки…

Из отдела свиноводства пахло сушеными морскими звездами.

Я говорю:

— Зайдем?

— Меня не привлекает рассматривание свиней, — сухо сказал Лев, — но если тебе так хочется…

Неожиданно свиньи Льву понравились. Он скуп на похвалы, зато не удержался и громко хрюкнул вздремнувшему хряку Рокоту. Таким же макаром Лев пошел хрюкать хряку Циклопу, хряку Скакуну, а потом по очереди — розовой, «соль с перцем» и белой свиноматкам, которых всех одинаково звали Черная Птичка.

Лев Цуцульковский, в обычной жизни человек хладнокровный и невозмутимый, восторгался всеми подряд свиньями — и до того довосторгался, что — раз! — и юркнул в какую-то дверь.

А за ним я. Мало ли что может случиться!

За дверью все было, как в бане.

Водостоки, шланги, резиновые ковры, зеленая мочалка! Потом — веник с высохшими листьями на прутьях и полные корзины тряпок!..

Я представила себе моющегося Циклопа — с мылом, с мочалкой. Как его поливают из шланга и похлопывают березовыми вениками!

И тут распахнулась еще одна дверь на «выгульный двор». И мы со Львом над крышей сарая, вдали, увидели огромную золотую женщину вроде бы с дрелью.

В «выгульный двор» въехал грузовик. Свиновод в синем сатиновом халате подал к кузову настоящий деревянный трап на колесах!

Трап был горкой, без ступенек.

А по нему — под марш Дунаевского, гремевший изо всех динамиков — с абсолютно чемпионским видом спускался евин по имени Самсон.

У трапа встречать Самсона сбежались все работники отдела свиноводства. Они почтительно расступались. И он по резиновой дорожке стал очень прытко продвигаться к тому месту, где наблюдали за его прибытием я и Лев Цуцульковский.

— Идем отсюда, — говорю я.

Но Лев не шевелится.

А Самсон — уже вот он! Тигровой масти! Три подбородка! Щетина на голове торчком! А хвост — с кистью — воинственный, как у ящера Комодо.

— Лев! — говорю. — Цуцульковский!!!

Смотрю: он сделал такое лицо… Прямо каменное! Даже глазами не моргает.

Тогда я вышла из-за Льва и загородила его от Самсона. Я бы не знаю от кого бы его загородила! Ведь Лев был моим избранником.

— Укусит! — прошипел сзади Лев. — Свиньи кусаются, как дьяволы!

Все точно. Самсон ощерил желтые клыки и, по-моему, приготовился к броску.

— А ну пошел!!! — заорала я, как в жизни бы не заорала, если бы за моей спиной не стоял окаменелый Лев Цуцульковский, Лев, о котором я думаю с утра, сразу, как только просыпаюсь!

Самсон опешил. Он вытянул чушку трубочкой, попятился и… жалобно загудел через нос.

Теперь на меня двинулся свиновод — тот, первый, в сатиновом халате.

— Девочка! — строго сказал свиновод. — Посторонись!

И Самсона мимо нас со Львом за ухо и за хвост ввели в свободный вольер.

…Вот мне нравится, когда в Москве апрель!.. Летели на повороте искры от трамвая — то Большой Медведицей, то Малой!

Лев сказал мне на прощанье:

— Знаешь, Шишкина, что больше всего ценил в женщине Карл Маркс?

Я не знала.

— Слабость, — сказал Лев. — Пока.

Глава 9 О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НОЧЬЮ

Ночью я проснулась оттого, что Мариам в темноте ходила по комнате. Она ходила очень тихо, но за ней на весь дом топал Чипс.

— Ты чего? — говорю.

— Кажется, пора! — отвечает Мариам.

— Эй! — я вскакиваю с кровати и бегу к родителям. — Мариам — пора!!!

Залаял и запыхтел Чипс. Тут же вскочила мама. Папа тоже вскочил. И все впотьмах забегали, натыкаясь друг на друга.

— Свет! — скомандовала наконец мама. — Чипс — место! Мариам — одеваться!

— А я? Что мне делать? — спрашивает папа.

В руках он почему-то держит эспандер.

— Машину! — велит мама.

Я наспех напяливаю на себя одежду и бросаюсь выбирать книгу. Для Мариам. Чтоб ей там, в роддоме, было что почитать.

Самым подходящим для такого случая мне кажется «Трое в лодке, не считая собаки»! Я ее шесть раз читала — и все время хохочу.