Загон

Поднимаясь в лифте, мы молчали. Лишь перед остановкой на этаже Катюшка попросила дать ей ключи, и как только двери лифта открылись, выскочила на лестничную клетку. Мы с Таней чуть замешкались при выходе, а она открыла дверь, пропуская нас вперед, и я галантно уступил дорогу Татьяне. Катька схватила меня за куртку, подтянулась на цыпочках и шепотом спросила: — Теперь мы снова будем все вместе? Как раньше? Ведь, правда?

— Правда, вместе и всегда, — шепнул я ей и поцеловал в макушку.

Остаток дня я провел, купаясь в тепле и ласке семейного очага. Мы поужинали наскоро приготовленной, но такой знакомой, привычной и вкусной едой. Девчонки мои щебетали вокруг, пытаясь мне угодить, так что под конец я чувствовал себя чуть ли не падишахом. Но и сам я не скрывал своих чувств, постоянно заявляя, что очень счастлив и всем доволен. Вечер пролетел быстро и незаметно. Катюшка, распираемая счастьем, наконец, утомилась, и мы вдвоем уложили спать нашу милую принцессу.

На кухне, Татьяна подошла к окну и, глядя в надвигающуюся ночь, проговорила: — Какое счастье, что ты вернулся, мы места себе не находили, я боялась, что никогда больше не увижу тебя.

Я подошел к своей бывшей жене, обнял ее, осторожно развернул к себе и поцеловал.

— Давай поженимся! — прошептал я. — Прости за то, что мучил тебя столько лет, я очень люблю и тебя и Катю.

Таня уткнулась мне в плечо, я почувствовал, как рубашка промокает от слез, и услышал столь долгожданное: — Я тоже этого хочу, я тоже тебя люблю.

Время остановилось для нас, вернув давно забытые, но столь дорогие сердцу эмоции и чувства. Я страстно целовал свою жену, пытаясь насладиться упоительным чувством нежности к ней, и с каждой минутой все дальше и дальше удалялся в небытие весь пережитый мною кошмар. Мы как-то естественно переместились в спальню, и отдались нашей любви всецело, без сдержанности и стеснения. Мы утонули друг в друге, трепетно и вожделенно, словно заново открывая себя нашим чувствам, нашей страсти.

Счастливые и уставшие, лежали мы, тесно прижавшись друг к другу, и Таня, нащупав чудовищный рубец на моем боку, включила ночник и так и осталась сидеть молча, утратив дар речи.

— Тань, — нарушил я молчание, — пойдем на кухню, и я тебе все расскажу.

Мы перебрались туда, и там мне предстояло вновь и, надеюсь, в последний раз, вернуться в недавнее прошлое.

— Тань, мне очень жаль, но Жан погиб… я похоронил его в африканских джунглях…

Глаза моей жены округлились и наполнились влажным, мутным недоверием.

— То есть, как это — погиб? — пролепетала она.

И я рассказал ей всё от начала и до конца, с того момента, как зловещая кукла попала в наш дом, и заканчивая исповедью Мабобо. Не стал упускать никаких жутких, разрывающих душу подробностей, поскольку понял, что мне нужно все это высказать в последний раз, чтобы уже навсегда загнать этот кошмар в самый дальний уголок своей памяти, и более к этому не возвращаться. Татьяна не проронила ни слова, лишь изредка стискивала мою ладонь в своей и тяжело вздыхала.

По окончании истории я признался ей: — Милая ты моя, я очень много пережил за это время, и очень многое понял, и если ты сможешь, то прости меня и прими.

— Я тебя уже давно простила, собственно, никогда зла на тебя и не держала. Мне жаль Жана, он был прекрасным человеком и заслуживал долгой счастливой жизни, со всеми ее прелестями, любовью, ссорами, радостью рождения детей и, естественно приключениями. Жаль, что господь уготовил ему другую участь.

Она встала, подошла ко мне, прижала к груди мою голову, и перебирая тонкими пальцами мою нестриженую шевелюру, прошептала: — Стас, ты и вправду пережил за это время столько, что хватило бы на десятерых. Ты боялся за нас… Но теперь все в прошлом. Отныне мы вместе, и у нас все будет хорошо. — А потом подумала и добавила: — Ведь добро всегда побеждает зло!

Утро выдалось удивительно теплым и солнечным. От вчерашнего дождя и непогоды не осталось и следа. Мы завтракали оладьями с вишневым джемом, запивая всю эту вкуснятину ароматным кофе, и болтали без удержу. Катька строила планы на будущее, как и куда мы поедем отдыхать, а мы улыбались и вторили ей.

Я решил провести день с семьей дома и никуда не ходить. Телефон разрывался, но я попросил Виктора сдерживать натиск любопытных, сказав, что обязательно расскажу о том, что со мной произошло, только всему свое время. День мы провели фантастически, единственным огорчившим моментом стало то, что мы не смогли найти ромашкового поля, на дворе желтела осень, а мы ведь решили возобновить нашу традицию фотографирования Катюшки среди буйства ромашек.

Татьяна поведала о том, как они жили в мое отсутствие, рассказала, что Дина поправилась, отношения с мужем у них наладились и сейчас они в круизе, укрепляющем здоровье и чувства. Как ни странно, но разговор о Дине не вызвал в моей душе никаких эмоций. А вот слова моей дочери, влетевшей в комнату с демантоидом в руках, меня снова забросили в прошлое.