Загон

Можно только удивляться, что столь простая и спасительная мысль не пришла в наши головы раньше, и, не теряя времени, мы покатили на Ленинский. Однако и в институте профессора не оказалось. Охранник на входе сказал, что профессор ушел домой рано утром и с тех пор не появлялся. Мне это уже совсем не нравилось, начинал задувать ветер вполне объяснимой тревоги. Куда исчез Петр Степанович? Может, он просто отсыпается после ночной работы? А может быть друг-приятель профессора смог вернуться раньше и они встретились, заболтались о столь интересной проблеме, как магия Вуду и забыли обо всем на свете? Я поделился своими предположениями с Жаном, которого тоже покинуло спокойствие.

— Возможно, — согласился он, — но маловероятно. Еще раз могу повторить, Петр очень ответственный человек. Он же сам сказал, что дело серьезное и обещал позвонить. Обещал! А Петр всегда отвечает за свои слова. Если он не звонит, значит…

Жан снова недоговорил, а я вновь почувствовал, что поселившаяся во мне тревога начинает расти и расти, постепенно охватывая меня целиком.

— Жан, как он сказал вчера: дело дрянь?

— Сказал, что дело касается жизни и смерти…

— Вот, об этом-то я и думаю!

Мы медленно ехали по Ленинскому проспекту, и каждый думал о чем-то своем. Я вспоминал все неприятности, произошедшие со мной с момента появления чудовищного Баки в моей жизни, вновь прокручивал в голове все недавно полученные знания о магии Вуду. Мы с Жаном сегодня целый день только и говорили, что о колдунах, проклятьях, ритуалах и прочей черноте. О чем думал Жан, я мог только догадываться, но полагаю, что и его мысли были не из приятных. Так мы доехали до его дома.

— Может, опять переночуешь у меня? — с надеждой в голосе предложил Гебауэр. — Или у тебя дела?

Особых дел у меня не было. Катюшка находилась далеко, Татьяна и Дина были в больнице, даже работа временно приостановлена. Черт! А все этот Бака! Я уже не сомневался, что причиной всех моих бед был именно он! Нет, одному мне лучше не оставаться, а наедине с этим чудовищем и тем более. Оставалось лишь тешить себя небольшой надеждой на то, что профессор Коломейцев все же выйдет на связь в ближайшее время, и тогда мы без долгих сборов сможем отправиться на встречу с ним. Я с радостью принял предложение француза.

Вечер тянулся невероятно медленно. Говорить ни о чем не хотелось, нас просто угнетало предчувствие беды. Мы сходили поужинать, а проще сказать убить время, в ближайшем кафе, вернулись домой, и засели на кухне, Жан открыл бутылку коньяка и плеснул золотистый напиток по бокалам.

— Стас, вот я все думаю об этой кукле. Я подарил ее Кате, а все, что случилось за это время, почему-то касается тебя. Есть ли какая-то взаимосвязь в том, что происходит?

— Я и сам думал об этом, но логики найти не могу. Катя в какой-то момент стала бояться этой куклы, у нее даже случилась истерика после падения Дины в лифте. Она не уставала твердить, что виновата во всех бедах, которые случились тогда. Потом я зашвырнул чертову куклу куда подальше, а через несколько дней нашел ее в шкафу, достал и посадил рядом с телевизором. Я еще сам удивлялся собственным действиям, но ведь и после этого случилось еще много неприятного.

— То есть, сначала Катя заподозрила неладное? Дети чисты и невинны, они гораздо острее чувствуют происходящее и быстрее реагируют. Наверное, её ощущения были чисто инстинктивными. А что произошло после того, как Катя отказалась от куклы?

— Погиб Павел, меня повесткой вызвали к следователю, Таня попала в клинику.

При упоминании имени Татьяны, Жан поморщился и опрокинул в себя добрую порцию коньяка.

— Стас, скажи мне, отчего у Тани случился этот нервный стресс? Может, была какая-то неудача, разочарование? Ведь она очень успешна в делах! Нет, все это не просто!

— Жан, мне неловко говорить об этом, но причиной Татьяниной истерики, которая довела ее до психушки, послужил несомненно я. — Вкратце я поведал Жану о событиях, произошедших накануне срыва моей бывшей жены. Упустил, конечно, при этом интимные подробности, но суть дела обрисовал достаточно ясно.

— Значит, ты сетовал на то, что произошло, — подвел итог моим словам Жан. Выглядел он расстроенным и подавленным. — Знаешь, ты извини меня, но я всегда хотел быть с ней, мечтал занять твое место, да только был абсолютно уверен, что любит она тебя до безумия. Что в итоге и подтвердилось. Но ты не переживай по моему поводу, достаточно и того, что она считает меня своим другом и вряд ли я могу рассчитывать на что-то большее. — Нотки разочарования нет-нет да и прорывались в его голосе. Он поставил бокал на стол, вздохнул и добавил: — Стас, я натуральный болван! Я же сам, собственноручно провел роковую черту, подарив исчадье ада вашему ребенку.

Жан совсем раскис, он пил коньяк большими глотками, что совершенно не свойственно французам. Между тем, разговор становился все более откровенным, и теперь уже я признавался Жану в том, что так мучило меня эти последние дни.