Загон

Вскоре его посетила бригада судебных приставов, и все имущество пошло за долги. Он пытался занять у знакомых, молил о помощи, но никто не помог, поскольку ситуация была стандартной - абсолютно. Он в таких случаях тоже не давал. Черы денег не возвращают, откуда у них деньги? Да и сами люди - не возвращаются. Уехав из центра и поселившись в окраинном блоке, человек остается там навсегда.

Никита Николаевич пробовал добиваться пенсии, но в социальном фонде ему объяснили, что он ее уже получает - средства идут прямиком на лимитную кар-1 ту, которую он без проблем может отоварить в любой гуманитарной лавке. Правда, лавки эти по большей части находятся на окраинах, ну так и жить он будет там же. Удобно. Что?.. Непонятно?.. Хорошо. Ему объяснили еще раз, как ребенку. Что?.. Деньги?.. А зачем они вам? Вы ведь теперь...

"Ты ведь теперь чер", - сказала ему какая-то пигалица. Одним взглядом сказала, но он все услышал. И сдался. Сходил для самоуспокоения к ближайшему автомату, удостоверился: ровно сто сорок баллов, и вечером уехал в Бибирево-6. Просто так, наугад.

Первую половину жизни он учился сам, вторую - учил других, и учил неплохо, а под старость оказался в одной смене с Белкиным. В пять лет судьба развела даровитого Никиту и невезучих сверстников по разные стороны от интеллектуальной нормы - чтобы в пятьдесят свести их вновь. Верно говорят: от кладбищенской травки и гуманитарной лавки не зарекайся.

Единственное, что у него осталось от прошлой жизни, - это терминал. Еще оставались ботинки из натуральной слоновьей кожи, выигранные в лотерею во время последнего круиза. Никита Николаевич ни разу не надевал их в городе, и тем более берег в блоке - все ждал подходящего случая. А недавно его ИС упал до шестидесяти баллов, ниже всяких цензов. Профессора отстранили даже от корыта с дерьмом. Он осознал, что подходящих случаев уже не будет никогда, и презентовал ботинки какому-то бродяге.

Очнувшись от раздумий, Никита Николаевич проверил часы и набрал на тактильной клавиатуре сетевой адрес Андрея. Маленький экран мигнул и передал картинку с монитора Белкина - тот, как обычно, смотрел "Московские тайны". Конечно, боевик, что же еще?

Нет, все-таки зря ему голову морочат. Чер -он и есть чер.

Вот с Тарасовым они не ошиблись... Сволочи. Двадцать семь ножевых ранений - "с особой жестокостью", как в той газетенке написали.

Тарасов профессору был далеко не симпатичен, ко многим вещам они относились по-разному, но чтоб ножом... двадцать семь ударов! Того, кто это сделал, их разногласия не волновали. С оппонентом спорят, а эти подонки приходят и убивают. Это не противники, это враги.

Никита Николаевич не понимал, почему до сих пор не пришли за ним. И Владимира Тарасова, и Аристарха Павлова вычисляли - как и многих других. Его же вычислять было не нужно: вот он, вчерашний преподаватель, с тысячью тремястами баллами интеллект-статуса.

Но Белкин... На что им сдался дурачок Белкин?

Профессор вызвал из памяти терминала порнографический сборник и наиграл на плоских клавишах бессмысленную на вид команду. Имитация видеофайлов расшифровалась и активировала развед-программу.

По быстродействию аппарат отстал на целый порядок и штурмовать в лоб уже был не в состоянии, но тихой сапой, маскируя сигнал под помехи и ложные запросы, он еще мог проникнуть в чужой канал - не в любой и не всегда, но мог.

Никита Николаевич задал параметры поиска и включил караульный режим. Теперь все зависело от Белкина, то есть от его наставника. Какой канал он откроет, в таком профессор и пошарит, сколько линия продержится, столько развод-программа и скачает.

Профессор догадывался, куда его выведут, однако он ни разу не успевал дойти до самого конца. Операция заканчивалась слишком быстро, и он получал не полные данные, а фрагменты: куски досье, отдельные строки из отчетов, при большой удаче - адреса новых поднадзорных. Собственно, про покойного Тарасова он узнал именно через Сеть. Тарасова разрабатывали около года, и профессор его об этом предупреждал. И Аристарха - тоже, но, как видно, поздно.

Лишь на себя Никита Николаевич не нашел ровным счетом ничего. Словно он был чер - благонадежный и совершенно безвредный.

- Посмотрим, кто из нас чер, - обратился он к экрану. - Шестьдесят баллов мне сделали? Да нарисуйте хоть ноль, хоть минус, мозги-то все равно при мне!

Никита Николаевич чувствовал себя и дряхлым, и нищим, и жалким - но не поглупевшим. К двадцати годам его интеллект-статус достиг тысячи двухсот баллов, и с тех пор только повышался. Перед падением ИС вырос почти до тысячи трехсот, а это уже ценз члена Этического Совета Республики. Еще пару лет, и ему предложили бы место в Совете. Он бы, конечно, отказался - дело хлопотное, но... кто же знал, что он откажется?

Профессор погладил лоб и прикрыл глаза. Как тривиально... Он два года искал причины, изобретал гипотезы, а все объяснение - вот оно, на ладони. Кто-то не хотел его участия в Этическом Совете. Смешно. Он туда и не собирался. Достаточно было сообщить об этом заранее, и...