Заговор бумаг

Стараясь оторваться от него, я проскользнул в узкий переулок, оканчивавшийся, насколько я помнил, тупиком. Сначала футов сто он шел прямо, а потом резко заворачивал и заканчивался через двадцать футов. Переулок тонул в грязи, так как жители окрестных домов выплескивали сюда через окна содержимое своих ночных горшков. Крысы с визгом разбегались, когда я пробирался через нечистоты, налипавшие на мои башмаки и чулки. Изо всех сил я старался представить, что меня не беспокоит окружающая вонь. Я не имел права поддаться отвращению, так как груды экскрементов и лужи мочи могли стать моими союзниками при условии, что мой преследователь окажется более брезглив.

Так оно и вышло. Он медленно свернул в переулок, и его тонкие кожаные башмаки, в отличие от моих более грубых, тотчас промокли. Я слышал, как он медленно пробирается вперед, тихо ругаясь. Так как я был за поворотом, я не видел его, но слышал каждый его шаг, который он делал, с трудом преодолевая отвращение. Я услышал, как он поскользнулся. Раздался всплеск, а потом град проклятий. Будь он знаком, как я, с районом Ковент-Гарден, он бы понимал, что переулок этот никуда не выводит и что я жду его за поворотом. Но он продолжал медленно идти вперед, борясь с подступавшей рвотой, натыкаясь на крыс и страдая от промокших насквозь ног. Наконец он завернул за поворот и, ничего не видя в темноте, сделал несколько шагов вперед. Именно этого я и ждал.

Я спрыгнул сверху, где завис между узкими стенами в распоре, дожидаясь преследователя, который прошел внизу и меня не заметил. Я приземлился прямо позади него, обрызгав нечистотами нас обоих, достал пистолет и направил его в лицо парня.

— Итак, мой облитый дерьмом друг, сказал я с усмешкой, — ты скажешь мне, кто ты и почему ты шел за мной. Иначе останешься здесь гнить, пока дождь не смоет твои останки.

Он хотел упасть на колени, но потом передумал и стал качаться из стороны в сторону, сложив в мольбе руки:

— Не убивайте меня, мистер Уивер, сэр. Это мое первое задание, и я только хотел сделать все по правилам.

Необычайно удивленный, но продолжая быть настороже, я велел ему сказать, кто он и почему преследовал меня.

— Я работаю на судью Данкомба, сэр. Мировой судья послал меня за вами. Это мое первое задание как констебля, сэр.

— А чего судья от меня хочет? — спросил я, продолжая помахивать пистолетом перед его лицом, но скорее рассеянно, чем угрожающе.

— Он вызывает вас в суд, — пробормотал бедный констебль со слезами на глазах. — Вы арестованы.

Судья Джон Данкомб был аномальным явлением в продажной судебной системе Лондона. Конечно, он брал взятки и, если имелась хоть малейшая возможность пополнить свой доход при вынесении вердикта, никогда от них не отказывался. Однако, в отличие от многих других продажных судей, в тех случаях, когда взятку уплатить не могли, он не увиливал от своих обязанностей и не проявлял неоправданной жестокости, вынося приговор. Не будучи связан взяткой, он судил справедливо, а зачастую даже мудро. О Джоне Данкомбе говорили, что коррупция судопроизводства — его профессия, а справедливость правосудия — его удовольствие.

Я не знал, из корыстного интереса или из удовольствия Данкомб вызвал меня в суд на Грейт-Харт-стрит. Я ожидал своей участи вместе с констеблем, пока судья Данкомб не вызвал нас, осыпаемых насмешками шлюх и воров, к себе.

Суд проходил в большом помещении в первом этаже дома, где на втором этаже судья жил. Вероятно, прежние хозяева устраивали здесь балы или другие развлечения, но теперь здесь можно было увидеть лишь низы лондонского общества. Судья восседал за огромным столом в дальнем конце комнаты в окружении констеблей, клерков и слуг. На столе громоздились стопки бумаг, было разбросано несколько юридических справочников, и стояла большая бутылка портвейна, из которой он частенько наполнял свой бокал. Был разгар дня, и поэтому зал суда наполняли не самые закоренелые мерзавцы. Обычно утром перед судьей Данкомбом представали проститутки, пьяницы, ночные разбойники, взломщики домов, грабители и другие преступники, приведенные ночным патрулем.

В течение дня судья Данкомб рассматривал их дела, например дело бродяги, которого он приговорил к нескольким неделям работ в Брайдвелле, или брал показания под присягой, или рассматривал более крупные дела по мере их возникновения.

Данкомб был пожилымчеловеком с тяжелым подбородком, маленькими глазками и огромным бородавчатым носом. Почти все зубы у него выпали, и рот ввалился, что придавало тому вид пустого ранца, выглядывавшего из-под пожелтевшего парика. Я видел, но не слышал, как он разговаривал со стоявшей перед ним женщиной. Она была молода и грязна, а ее лохмотья едва прикрывали интимные места. Данкомб задавал вопросы с каменным лицом. Она отвечала, всхлипывая. Наконец судья вынес какое-то решение, и женщина, упав на колени, стала громко благодарить Господа. Один из констеблей подошел и увел ее, а она сердечно восхваляла Данкомба. Я надеялся, что ее радость принесет мне удачу.

— Мистер Бенджамин Уивер? — громко произнес он.